Разного пазла части - Юлия Панченко

На этот раз я снимала не квартиру, как было ранее, а полдома на одной из тихоньких улиц. На другой стороне строения обитала пожилая пара: красноносый дядька Толик, что пребывал навеселе в любое время суток, и тётя Таня, что «на деревне» слыла дамой продвинутой, поскольку лихо разъезжала на малюсенькой двухдверной оке.

По моему мнению, соседи являлись диковинной парой, и с первого взгляда тяжело было представить, что держало их рядом друг с другом столько лет. Со второго взгляда ситуация более-менее прояснялась — миниатюрная Татьяна имела до того шаткую нервную систему, что вывести ее из равновесия могла обыкновенная мелочь. Но, кроме этого, в организме соседки наличествовали крепкие голосовые связки, да такие, что ее ругань слышала вся улица — даже глуховатая баба Маня, к которой частенько захаживали подруги играть в лото, жаловалась на шум. А вот Анатолий, в силу своей расслабленности (по сто грамм через каждый час, где там к вечеру на ногах крепко держаться) крики воспринимал в пол уха. Так и коротали вечера: соседи вечно цапались, парадоксально сохраняя при этом гармонию в супружеском взаимопонимании, а мне приходилось стучать по стенке тапком, чтоб напомнить, что пора укладываться спать.

Жилось интересно, поскучать времени не оставалось. Я снова отвлеклась от дел сердечных, работая, общаясь с людьми, а также погрузившись в изучение «Автобиографии Бенджамина Франклина». Не то чтобы питала интерес к сюжету, книга скорее служила хорошим снотворным средством — даже после «ленивого» дня (и если соседи в виде исключения помалкивали), удавалось раззеваться да задремать на втором абзаце.

Словом, я много ходила, дышала свежим воздухом, вкусно ела, вовремя ложилась почивать, и даже набрала пару килограммов, что в некоторых местах придало угловатой фигуре интересных изгибов.

Ещё, в том городишке я слегка одичала. Не то, чтобы разучилась пользоваться ножом и вилкой, но практически все прелести новостей и осведомлённости — проходили мимо, не озаряя. Да, я знала кучу сплетен: какие баба Нюра покупает гостинцы внукам, откуда у Ленки из тринадцатого дома новенький холодильник, сколько сахара кладет Валентина Яковлевна в свой самогон, но это, естественно, не могло заменить обыкновенных новостей. Например, о назначении нового генерального прокурора центрального округа и об аресте предыдущего, узнала из криков соседей. Стены, ясное дело, в домике были тонкие, окошки из-за жары настежь распахнуты, и ровно в восемь двадцать дядя Толик весьма непечатно высказался о новой фигуре правосудия, а тётя Таня на удивление его поддержала, выразив своё мнение в куда более нелитературном формате. И все бы ничего, можно было думать — с какой стати мне сдался какой-то прокурор, если бы он не был моим знакомым: захаживал к отчиму, бывало. Поэтому, новость стала весьма неожиданной. Правильно говорят — от бед не зарекайся.

Так что, регресс культуры шёл полным ходом: с некоторых пор телефон валялся разобранным (с вынутой симкой и батареей), телевизора не имелось, электронной почтой не пользовалась — деловых писем слать было некому, а с немногочисленными приятелями я изредка общалась в социальных сетях, перекидываясь пустыми фразами, когда удавалось «словить» интернет. Чувствовала себя Робинзоном, и это ощущение на удивление было приятным, лестным.

Я нравилась себе вот такая — простая в общении с капризными пенсионерами, домашняя — без тяги к ночной жизни и лоска моды, неприхотливая в быту и полностью свободная. Я могла быть той, кем хочу, могла быть кем-угодно и в то же время никем вообще. И я была.

Не играла роли, а являлась обыкновенной девушкой, почти деревенской, одичавшей, с отросшими кутикулами и нестриженными волосами, потому что в тот момент хотела такой быть. Парадоксально, но эта власть над собой и собственной жизнью вселяла дичайшую уверенность в себе. Я засыпала с улыбкой и с ней просыпалась, зная: все под контролем. Наверное, поэтому то, что произошло в дальнейшем, стало совершенной неожиданностью, и отразилось на мне более глубоко, чем должно было.

И снова не случилось ничего сверхъестественного, такого, что перевернуло бы мою и без того ущербную душу вверх дном. Просто в один из дней застала на пороге незнакомую дамочку, предварительно наткнувшись у забора на литой внедорожник с вывернутыми наружу колесами.

Она сидела на деревянной ступеньке, сунув под зад сумку от Шанель. Я шла от калитки (что не запиралась) к дому, и упорно рассматривала бузину, выросшую по бокам от вытоптанной тропинки, после недавнего дождя, вместо того, чтобы подумать о том, что, и главное — кто, меня ждёт. Так было, потому что где-то в глубине души я знала кто незнакомка и зачем она здесь. Знала, но упорно отвергала это знание.

Всё же, тропинка быстро закончилась — да и что там её было, метров десять.

Подойдя, уставилась сперва на сумку, а потом на женщину. Она не торопилась вставать, сидела себе, и меня разглядывала из-под дизайнерских солнцезащитных очков. На ее лице явственно проступала брезгливость пополам с недоумением.

Надо было признать — дамочка была хороша. Заметна тем самым лоском, ухоженностью, что выделяет ей подобных женщин из многотысячной толпы. Локоны струились по плечам и имели роскошный каштановый оттенок: хвастали красноватым, глянцево-натёртым переливом, как блестит отполированный каштановый бок в предзакатных лучах. Кому-то могло показаться высокопарным такое сравнение волос, но они воистину были шикарными, и я прекрасно знала, что такой эффект достигается регулярными походами в салон, ежемесячным ламинированием, кератиновыми масками и тщательным профессиональным уходом. Уже только за одну старательность в поддержании внешности на таком уровне, можно было уважать незнакомку. А ведь кроме волос у неё имелась идеальная фигура, что тоже нетрудно было разглядеть. Одета женщина была в лёгкий сарафан от известного за границей дизайнерского дома, что не скрывал стройных ног, тончайшей талии и изящного остального.

В целом она выглядела на миллион. И не то чтобы я оценила её из зависти, отнюдь. Она на самом деле была красивой, и всё в ней кричало о богатстве и высоком положении. Да и я, если честно признаться, даже со своими неухоженными кутикулами и отсутствием макияжа, проигрывала только в росте, ну и, пожалуй, в отсутствии брендовых шмоток.

Бренд признала легко, потому что выросла среди модных глянцевых журналов и кучи дизайнерского тряпья, слушала нескончаемые обсуждения новых коллекций, которые обновлялись четыре раза в год, и прочую болтовню родительницы с самыми модными и популярными людьми мира.

Так же, глядя на дамочку, что восседала на замшевом чуде своим тощим задом, догадывалась, что это точная копия