Проще, чем кажется - Юлия Устинова

встречаю тихим всхлипом. Макс не торопясь ласкает меня, постепенно раскручивая поцелуй с вполне целомудренного до влажного, громкого и одуряюще-эротичного.

— Вот оно — волшебство, Мань, — шепчет в короткую передышку.

И только мы на новый круг заходим, как нас отвлекает шуршание по ту сторону елки.

— Вуся, брысь! — шугаю кота, играющего с «дождиком».

— Кошка и елка — извечное противостояние, — усмехается Макс, водя ладонью по моему боку.

— Он — кот, — в который раз поправляю.

— Мань, так мы останемся? До восьмого? — спрашивает таким голосом, словно от моего ответа вся его жизнь зависит.

— Да что мы тут делать будем столько дней? — даже теряюсь.

Больше недели в глуши, без интернета, без городского комфорта… Неужели Максу тут настолько нравится?

— Мы будем делать все, что до этого делали, только еще качественнее, — сообщает он.

Звучит двусмысленно, согласитесь.

Еще качественнее… Я все в красках представляю… Мамочки.

И, выдержав паузу, чисто ради приличия, великодушно соглашаюсь:

— Ну давай. Посмотрим, насколько тебя хватит.

— Меня-то хватит. А ты меня потянешь? — и снова его слова можно трактовать двояко.

— Так… Мы сейчас про что? — пытаюсь выяснить, о чем речь-то.

Улыбнувшись, Макс сохраняет интригу, за бок меня сотрясает и первым выползает из-под елки, оповещая:

— В баню пошли, Мань.

— Ты же голодный. У меня всё готово, — сдвигаюсь, принимаю протянутую им руку и тоже встаю.

— Ага, очень вкусно пахнет, но давай потом. Вместе поужинаем… — Потапов заключает меня в объятия. — Сначала баня. Ты же грязная как хрюшка. Я — вообще, как свинья, — сообщает со смехом. — Я тебе спинку потру. Ты — мне. Или стесняешься меня?

— Нет. А ты меня? — любопытствую с улыбкой.

— И я тебя…

12

— Ты вообще потеешь когда-нибудь, Мань? — усмехается Максим, заметив, что по истечении двадцати минут с меня ни одной капли не скатилось.

— Я только согрелась.

Чувствую, как все волоски дыбом поднимаются. Тело наконец-то набралось жаром, о чем и сообщают тепловые рецепторы, покрывая мои бедра, плечи и спину обильными мурашками. Ощущения при этом приятные и смешанные. Не совсем понятно: холодно мне или тепло.

А вот тотально восприимчивый к высоким температурам Потапов уже давно вовсю обливается потом. Зрелище очень сексуальное, надо сказать.

— Всё… Я больше не могу, — поднявшись с лавки уровнем ниже, Макс опрокидывает себе на голову ковш ледяной воды и выскакивает в предбанник, запуская в парную клубы холодного воздуха.

Только его голую узкую задницу я и видела.

Пока этот слабачок прохлаждается, поддаю пару и как следует пропотеваю. После, конечно, тоже выхожу остыть, и мы занимаем исходные позиции: я выше, Макс ниже.

Веника, жаль, нет. Дядя их не заготавливает по причине того, что только летом тут бывает и парится свежесрезанными.

— Мань, а у тебя тут не греется? — Максим задевает себя за кончик носа, имея в виду мой септум.

— Нет. Это же титан, а не серебро, — машинально тоже касаюсь пирсинга.

Его сейчас едва ли можно назвать даже теплым.

— Больно было делать?

— Мне — да. Ужасно больно, — сознаюсь, поморщившись. — Я еще хотела соски проколоть, но больше не решилась.

— Даже не знаю, рад я или огорчен, что ты их не проколола, — Максим чрезвычайно выразительный взгляд на мою грудь обращает. Замечаю, как прокатывается кадык на его вытянутой шее. — Так… Ладно…

Испустив тяжкий вздох, Макс смахивает с лица очередную порцию влаги. Встряхнув головой, будто бы хватает себя за шкирку и насильно заставляет подняться, зачерпнуть горячей воды, чуть разбавить ее холодной, взять бритву и опустить ее в ковш.

И я слишком поздно соображаю, что он задумал.

— Ма-акс, ну зачем⁈ Тебе так классно было с щетиной! — сокрушаюсь, наблюдая, как Потапов, пройдясь лезвием над верхней губой, переключается на нижнюю часть щеки.

— Без триммера завтра это уже будет не щетина, а борода, — объясняет он столь радикальные меры. — У меня волосы растут по миллиметру в час.

— Ну и ладно. Пусть растут, — расстроенно тяну.

— Не, не, с бородой еще больше возни, чем с обычным бритьем, поверь. — Ополоснув станок, Макс протягивает мне его со словами: — Мань, не в службу, а в дружбу? Без зеркала вообще непонятно, что я делаю.

— Ладно, — вздыхаю. Мне все еще безумно жаль его буйную растительность на лице. — Давай.

Я встаю, располагаюсь напротив сидящего Макса и стукаюсь о его колени. Тогда он шире бедра разводит, чтобы я могла ближе подступиться.

«Не смотри вниз. Не смотри вниз», — твержу себе.

И, конечно же, пялюсь на детородный орган Потапова, величественно эрегирующий и впечатляющий своей длиной — великолепной гардой и ее могучим завершением — обнажившейся набухшей темно-розовой головкой.

— Ты куда там смотришь, Ма-ань? — Макс, разумеется, замечает мой нездоровый интерес к его длиннющему пенису.

Но, простите, у меня есть тому оправдание. Мне интересно. Ведь Потапова-старшего я видела миллион раз за свою жизнь, а младшего — только второй наблюдаю.

— У тебя… классный член, — спешу отдать ему должное.

— О, спасибо, — смеется Максим.

И, клянусь, его классный член тоже реагирует на комплимент, подергиваясь и вытягиваясь вверх так, словно на него действует обратная гравитация.

Крепче смыкаю мокрые бедра. По спине, груди и ногам струйками стекает пот. Между ног я тоже влажная.

«Хочу снова этот член в себя», — всё, о чем я сейчас способна думать.

Само собой, вида не подаю, как озабочена своими мыслями. Только часто дышу, украдкой сокращаю внутренние мышцы и с умным лицом, схватив за подбородок, вращаю голову Потапова, чтобы понять, откуда начать бритье.

— А у тебя… все классное, Мань, — сообщает Макс, позволяя крутить его туда-сюда.

В итоге я просто продолжаю с проплешины, которую оставил Макс.

А тот беззастенчиво трогает мое тело, ощупывая каждый доступный ему сантиметр: бедра, живот, шею, талию, пах и груди.

Я брею Макса, а он лапает меня. Я его брею, а он лапает. Я его… А он…

С силой стискиваю бедра… Черт.

— Я тебя пораню, — приостанавливаюсь, когда он мой разбухший в жаре и влаге сосок пальцами ласкать принимается.

— Похрен… Рань, — отбивает сипло. — Истеку кровью с таким видом перед глазами.

— Что ты несешь?

Вроде, смеюсь, а сама плавлюсь от его прикосновений. Сладкое жжение между ног добавляет красок впечатлениям, которые проживаю, пока избавляю Макса от густой щетины.

После очередного протяжного вздоха он все же отпускает грудь и мягко перехватывает за запястье левую руку, чтобы повторить пальцами очертания монохромного изображения на плече. Крупные бутоны роз.

— Это что за птица? — перемещает палец к внешней стороне татуировки.

— Соловей.

Дальше Макс переключается на цветной «рукав» другой руки с преобладанием красного и