На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

Госпиталь – последнее место, где мне могли помочь и сказать, где я могу найти ее. Но и тут меня ждал неприятный сюрприз.

Мистер Паркер, главврач, наотрез отказался говорить что-либо о семье Хилл, сказав, что они просто уехали. А когда я спросил о Диазе и о том, как и куда они могли перевезти больного мальчика, он просто замолчал.

Никакие угрозы, взятки, просьбы, – ничего не действовало на него. На каждый мой вопрос ответом была тишина. Это был четвертый намек, который уже вовсю орал о том, что ее больше не будет в моей жизни.

Я пробивал по всем возможным базам данных, отчаянно цепляясь за малейшую ниточку, которая могла бы вывести на след членов семьи Хилл. Но в ответ – пугающая пустота. Ни одной справки, выданной на ее имя. Ни одной выписки с места жительства. Ни одного купленного билета на поезд, самолет или автобус. Абсолютно ничего.

Я ездил по каждому аэропорту, как одержимый, задавая те же вопросы и слыша одно и то же разочаровывающее: «Извините, мы ничем не можем вам помочь».

Каждое отчужденно вежливое лицо сотрудников лишь добавляло масла в огонь моего отчаяния. Я даже отправился в соседние города, надеясь, что, возможно, там найдется след, пусть даже самый незначительный.

Я был в Нью-Йорке, Чикаго, Бостоне, надеясь, что именно там, в этих многолюдных городах, я смогу наткнуться хоть на какую-то подсказку.

Но все заканчивалось одинаковыми словами. Каждый раз, когда мне говорили, что они не могут помочь, я превращался в бесчувственный окаменелый кусок в человеческом обличии.

Я начал сомневаться в собственном разуме: а было ли все это вообще? Может, я просто на несколько месяцев впал в кому, погрузившись в странную иллюзию, которая имела отголоски реальности, но все же оставалась лишь плодом моего воспаленного воображения.

Но реальность била меня своими доказательствами. Комната с ее вещами, фотографии на моем телефоне, воспоминания Мэддокса и Тео – все это говорило одно: я не сошел с ума. Она была реальна, существовала, находилась в этом чертовом доме и жила не только внутри меня все это время.

Триста шестьдесят три дня прошло с той самой ночи, когда я позволил ей уйти. Восемь тысяч семьсот двенадцать часов с момента, как потерял ее. Пятьсот двадцать две тысячи семьсот двадцать минут со дня, как допустил самую серьезную ошибку в своей жизни, о которой жалею каждое утро и каждую ночь.

Каждое утро я просыпаюсь с чувством ее пристального, осуждающего взгляда, находящего меня через пространственно-временную завесу. Каждую ночь я ощущаю ее присутствие рядом с собой, но стоит мне осмелиться открыть глаза – и вся ночная дымка растворяется, оставляя после себя лишь пустоту.

Как можно было за три месяца так сильно стать зависимым от человека? Как можно было влипнуть до такой степени, что ее отсутствие напоминало утрату жизненно важного органа?

– Хантер.

Мои размышления прерывает голос вошедшего в пустой дом Тео, который уже больше пяти месяцев живет отдельно – снимает квартиру в связи с тем, что все-таки бросил университет, приняв решение полностью посвятить себя музыке.

– Брат, ты не думал сбрить это подобие творческой личности и пригласить уборщицу? Здесь невозможно находиться. – Он иронично окидывает взглядом комнату, указывая на разбросанные банки пива – единственный вид алкоголя, на который я все еще способен, возвращаясь домой.

После неудачной аварии отец долгое время находился в больнице под присмотром врачей. Травма, которую он получил, сделала из него физического инвалида – из-за раздробленных коленей он больше не имеет возможности передвигаться самостоятельно. Но это не мешает ему продолжать управлять мной, как марионеткой, тянуть за ниточки и заставлять делать что-то из того, что я делать не хочу.

Я думал, что мне удастся избавиться от него, но получилось так, что я снова надел на себя кандалы, которые втянули меня в его компанию под видом генерального директора.

Когда я приехал к нему, желая выяснить о событиях двадцать шестого мая, он рассмеялся в мое лицо, сказав, что «сучка» все-таки рассказала мне о своем отце.

Стиснув зубы, я выслушал его «правду», которая показалась мне недостаточно правдивой. Но убедиться в достоверности его слов я никак не могу, потому что: первое, отца Теи давно нет в живых, второе, ни Теи, ни какого-либо другого человека, который знает о том, где она, нет.

– Нет, – отрицательно качаю головой на вопрос Тео об уборщице, смотря перед собой в темному.

– Собирайся. – Он несколько раз бьет по моему плечу. – Намечается грандиозная вечеринка. Тебе пора бы уже развеяться и жить дальше.

– Нет, – так же качаю головой в знак отрицания и делаю глоток алкоголя.

– Хант, ты становишься похожим на зомби. Хватит торчать здесь сутками, ты же не старый дед, жизнь продолжается. Ты должен хоть немного отключиться и стать похожим на человека. И то, что ты продолжаешь заниматься бизнесом отца – не значит быть человеком. Вставай и погнали со мной.

– Тео, я сказал: нет, – отвечаю, поворачиваясь к нему и замечая странный внешний вид.

«На нем костюм Дэдпула 1 ? Хэллоуин будет только через полтора месяца. В честь чего он решил так приодеться?»

– Ты решил сменить стиль? Тебе идет, – говорю и отвожу взгляд обратно в «уютную» пустоту.

– Уже прошел год, как ее нет в твоей жизни. Она не вернется. А если бы хотела это сделать, то уже давно бы сделала. Ты не найдешь ее, как бы не пытался. Ты сделал все возможное, смирись.

– Смириться? Тео, это ты говоришь? – с нотами гнева и горечи спрашиваю я. – Она была больше, чем просто «друг» для тебя, она стала тебе сестрой. Или ты забыл, как плакал, когда узнал, что она исчезла?

– Вот тут не надо врать, я не плакал, я рыдал, Хантер. Впервые в осознанной жизни, между прочим, – уточняет, пытаясь добавить немного веселья своему голосу, но у него не получается.

– И ты хочешь, чтобы я смирился? – интересуюсь я, продолжая сидеть на полу, прислонившись о сидение дивана.

– Хотя бы попробуй. – Тео садится рядом со мной, отбирает банку пива и убирает ее на стеклянный столик.

– Завтра попробую, – твердо заявляю я.

– Ты так уже говорил, но ничего не меняется.

– Завтра изменится. Обещаю.

– Дай слово, – просит он, прожигая мой профиль своим пронзительным взглядом.

– Даю. А теперь отвали и иди на эту гребанную вечеринку, – говорю я, а затем все-таки решаю спросить: – Дэдпул?