Долина смерти - Карина Халле

— Дженсен, — задыхаюсь я, когда он прижимается ко мне сильнее, грубые пальцы творят волшебство, все глубже и глубже. Моя голова откидывается на стену, и я едва могу удержать свои ноги, чтобы не упасть совсем.

Он нежно кусает меня за шею — к счастью, не так сильно, как лошадь, — а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Его глаза дикие и темные, зрачки так расширены, что почти черные. Мое сердце трепещет, когда я вижу его таким — голодным, необузданным и… моим.

— Я недооценил тебя, — говорит он хриплым голосом, проталкивает свои пальцы глубже.

— Ты не повторишь эту ошибку снова, не так ли? — стону я.

Он снова целует меня, и в этот момент меня просто разрывает на части. Ногти впиваются в его плечи, я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать — мы здесь не одни, не надо никому знать, чем мы тут занимаемся.

Я так чертовски сильно кончаю.

Медленно, очень медленно мир возвращается в фокус — звук бури за стенами конюшни, запах сена и кожи, — и Дженсен целует меня так, словно не хочет останавливаться. Его рука, наконец, выскальзывает из моих штанов и обхватывает мою талию, притягивая ближе, чтобы я почувствовала через джинсы, насколько он тверд.

Я провожу языком по его нижней губе и чувствую, как он вздрагивает. Черт, как же приятно знать, что я оказываю на него такое же действие, как и он на меня.

Затем внезапно, как будто свет в его глазах гаснет. Раскаленное состояние сменяется чем-то темным, чем-то острым.

Такая ясность, которой у меня сейчас нет.

Это взгляд… сожаления.

10

—

ОБРИ

Резкий стук вырывает меня из очередного кошмара, полного льда и крови. Я резко сажусь, сердце колотится, и морщусь от боли в боку. Приподнимаю подол своей майки, чтобы взглянуть на безобразную красную метку возле ребер. Это действительно произошло. Чертов дикий конь напал на меня прошлой ночью, пытаясь вырвать кусок кожи, как какой-то бешеный волк.

«И не только это произошло», — напоминаю я себе, и снова морщусь.

Стук в дверь повторяется, теперь громче, как раз в тот момент, когда моя голова начинает пульсировать в унисон. Конечно, как без похмелья.

Я осторожно выбираюсь из постели, надеваю халат, все еще немного влажный на плечах от вчерашнего снега, и иду к двери. Выглядываю в щель между шторами и вижу Дженсена по ту сторону. Как всегда — угрюмый и красивый.

— Солнце встало, — говорит, когда я открываю. Ни намека на прошлую ночь в его голосе, ни признания того, как блуждали него руки по моей коже, как его губы…

Я резко обрываю эту мысль.

— Шторм утих. Снег тает. Погода — самое то, — машет рукой в сторону гор. — Собирайся. Через час выдвигаемся.

— Вот так сразу?

— Да, — его глаза на секунду встречаются с моими и он тут же отводят взгляд.

— Лошадь не повредила кожу, так что ты сможешь ехать. Хотя, возможно, тебе стоит выпить немного обезболивающего, — он делает паузу, и что-то проскальзывает в его взгляде, словно он напоминает себе о необходимости проявить заботу. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто я выпила слишком много виски, и на меня напала бешеная лошадь.

А еще меня ласкал угрюмый ковбой, но я оставляю эту последнюю часть при себе.

— Мы можем отложить поездку, если хочешь, дадим тебе еще один день, чтобы восстановиться и оклематься.

— Нет, — быстро говорю. — Я в порядке. Мы едем.

— Рад слышать. Неизвестно, как долго будет хорошая погода. Надо ловить момент. Встретимся через час в конюшне.

— Буду, — говорю, но он уже уходит с крыльца.

Я останавливаюсь на мгновение, чтобы проводить его взглядом и осмотреться вокруг. Солнце еще прячется за деревьями, но воздух свеж, небо бледно-голубое. Снег покрывает землю, с крыш капает. Трудно поверить, что все это произошло прошлой ночью, когда все вокруг кажется таким другим.

«Но это произошло», — говорю я себе.

Произошло.

Я просто не могу понять, что все это значит.

Трясу головой и начинаю собираться. Мое отражение в зеркале в ванной выглядит уставшим, но решительным. По крайней мере, у меня хватило здравого смысла остановиться прошлой ночью, прежде чем все зашло слишком далеко. Последнее, что мне нужно, это осложнять все сексом, каким бы соблазнительным ни был Дженсен, когда он прижал меня к стене, целовал мою шею, сильными пальцами входил в меня…

«Сосредоточься, Уэллс».

Но проблема в том, что если я не думаю о Дженсене, я думаю об этой дикой лошади. Он сказал, что некоторые тут совсем дикие, но, несмотря на страх (который теперь зашкаливает), я кое-что понимаю в лошадях. И знаю, что эта вела себя неадекватно. Обычно лошади пугаются и убегают от хищников, а люди — это хищники. Лошадь нападает только, когда защищает себя, семью или стадо. А вчера она была одна и нашла меня. Она бежала за мной. Как будто… охотилась.

Еще эти глаза… неестественно синие.

Меня передергивает. Быстро одеваюсь в несколько слоев — майка, термо-водолазка, фланелевая рубашка, мои самые удобные джинсы и замшевая куртка с подкладкой из овчины. Все практичное, ничего, что могло бы выдать то, кем я являюсь на самом деле. Мой пистолет по-прежнему надежно спрятан в сумке, застегнутой на молнию внизу. Проверяю его, убеждаясь, что магазин полон, прежде чем прячу обратно.

Пора проверить, стоили ли чего эти уроки верховой езды.

Когда я добираюсь до конюшни, парни уже в седле, их лошади нетерпеливо переминаются с ноги на ногу в утренней прохладе. Дженсен сидит прямо на своем коне, Джеопарди, красивом темно-сером жеребце с длинной гривой. Дженсен выглядит как опытный следопыт в своей потертой кожаной куртке и темной шляпе, надвинутой низко на глаза. Он едва бросает на меня взгляд, когда я подхожу.

— Что-то долго ты собиралась, городская барышня, — говорит Рэд, сидя на своем пегом коне. — Я думал, что ты передумала.

— Не дождешься, деревенщина, — поправляю сумку, стараясь казаться спокойной, хотя сердце колотится, как бешеное. Дюк оседлан, ждет рядом с мулом2, нагруженным припасами.

— Это Ангус, — говорит Элай, увидев, как я смотрю на мула. — Он повезет вещи. Давай, я возьму твою сумку.

— Нет! — отступаю и смеюсь, чтобы замять неловкость. — Сама справлюсь.

Дженсен прищуривается, но ничего не говорит. Спешивается одним движением и подходит к Дюку.

— Помнишь, как садиться? — спрашивает сухо. Как будто его руки не трогали меня вчера.

— Думаю, справлюсь, — ставлю