Соколиная охота - Роберт Линдон

Валлон обмозговал услышанное.

— Но это вряд ли потрясет христианский мир. В чем тут откровение?

— Думаю, мне не следует рассуждать дальше на эту тему.

— Ах, ну ради Бога!

— Что бы это могло такое быть, от чего Фома усомнился в божественности Христа?

— Меня об этом не спрашивай. Я знаю свой символ веры и «От-че наш», и на этом мои познания заканчиваются.

— В Библии есть намек. В Евангелии от Иоанна, там где воскресший Иисус явил себя всем апостолам, кроме Фомы, помните?

— Конечно! Фома неверующий. Он заявил, что отказывается верить в то, что Христос восстал из мертвых, пока не увидит его во плоти и не вложит персты в раны его. — Валлон бросил на Геро пристальный взгляд. — Он сомневался, но Иисус развеял его сомнения. Мы совсем не продвинулись.

Геро ничего на это не ответил. Франк посмотрел на небо, как будто ожидал увидеть там свидетеля их беседы. Он слегка склонился к Геро и понизил голос:

— Ты что же, хочешь сказать, что Фома не видел воскресшего Христа?

— Я говорю, что если он был свидетелем воскрешения, то у него не могло быть поводов сомневаться в его божественной природе.

Валлон заговорил еще тише:

— Ты имеешь в виду, что, по свидетельству Фомы, Иисус не воскресал из мертвых? Что он такой же смертный, как и любой другой человек?

— Это только предположения, не более того.

Франк выпрямился и осенил себя крестным знамением.

— Тайна за семью печатями. Увы, нам не суждено в нее проникнуть. Евангелие уже, наверное, превратилось в золу.

— Я так не думаю. Скорее всего, сельджуки упрячут его в библиотеку. Тысяча лет прошла с тех пор, как оно было написано. Кто знает, может, еще через тысячу лет оно выплывет опять.

Вдали показался дальний берег озера. Валлон услышал, как Геро вздохнул.

— Что тебя печалит на этот раз?

Геро, покачав головой, поморщился.

— Я любил Ричарда, боялся и ненавидел Дрого, к Вальтеру не испытывал ничего, кроме презрения. Но меня терзает мысль, что в Нортумбрии их ждут родители и не знают, что никто из их сыновей уже не вернется. Как бы мне ни была тягостна такая перспектива, я чувствую, что обязан написать им и положить конец их напрасным ожиданиям.

Валлону на это нечего было возразить.

— Вспоминаю предсказание Арона о том, что наше предприятие обречено на провал. Он был прав.

Франк нахмурился.

— Почти прав. Сейчас наше положение ничем не хуже, чем перед отправлением.

Геро очнулся от задумчивости.

— Оно намного лучше. У нас достаточно серебра, чтобы добраться до Константинополя. И у нас все еще есть письмо пресвитера Иоанна.

У Валлона заметно поднялось настроение.

— Ты правда веришь, что он вкушает со стола из золота и аметистов, почивает на сапфировом ложе и отправляется на войну в золотой башне, вознесенной на спину слона?

Геро захохотал.

— Полагаю, в его царственном великолепии есть доля правды.

— Царь-поп — шарлатан, пользующийся нашей тягой к чудесному. А в действительности наверняка живет в грязной крепости и ест кашу за не покрытым скатертью столом.

— Есть только один способ выяснить это.

Валлон взглянул на него искоса.

— Я думал, ты сыт по горло путешествиями. Тебе недостаточно пройденных безлюдных рек и пересеченных пустынь?

— Если хотя бы десятая часть того, о чем говорит пресвитер Иоанн, правда, это путешествие стоит совершить.

— Похоже, ты уже готов в него отправиться.

Юноша покачал головой.

— Возможно, когда-нибудь в будущем.

— Только меня не проси пойти с тобой. Эта экспедиция избавила меня от всякой жажды странствий, какая у меня только была.

Геро улыбнулся.

— В тот день, когда мы встретились, вы сказали мне, что путешествие — это всего лишь утомительный переход из одного места в другое.

— И я был прав, не так ли? Ты ведь не станешь отрицать, что прошедший год был самым тягостным, мучительным и бесплодным в твоей жизни.

— Но вместе с тем и наиболее поучительным, волнующим. Согласитесь, сэр, есть удовольствие в совершении путешествия, на которое еще никто не отваживался.

Франк неохотно кивнул.

— Да, есть. Нам обоим теперь хватит историй, которые мы будем рассказывать до глубокой старости.

Они ехали дальше. Валлон осматривал пустынные холмы с солдатской бдительностью.

— Не все реки впадают в море.

Мысли Геро в эту минуту были далеко отсюда. Он, поморгав, взглянул на Валлона, указывающего на озеро.

— Однажды в Англии мы говорили о том, что человеческая жизнь, подобно реке, под конец становится неторопливой и усталой, а затем, потеряв былую силу, навсегда сливается с морем.

— Я помню.

— Из этого озера не вытекает ни одной реки. А те, что в него впадают, никогда не узнают, что такое море.

Мысленным взором Геро увидел спеленатое саваном тело Ричарда, уплывающее в море из устья Днепра.

— Путь Ричарда окончился в море. Ему было всего лишь семнадцать. Его путешествие только-только началось.

— У каждого путешествия, будь оно длинным или коротким, есть свое начало и конец. Некоторые странники, отправившись в путь, умирают счастливыми, так и не достигнув пункта назначения. Иные тратят годы и невероятные усилия, чтобы добиться желанной цели, но, осуществив мечту, понимают, что это совсем не то место, где они жаждали оказаться.

Глаза Геро увлажнились.

— Жаль, их всех нет с нами. Жаль, что путешествие уже окончилось.

Валлон взял его за руку и ласково произнес:

— Ну прекрати. Нам еще предстоит долгий путь.

Они доехали до северного берега Соленого озера и повернули на запад, следуя за своими тенями по пустынному плоскогорью. Оглянувшись, Валлон увидел вершины двойной горы, сияющие мягкими оттенками огненного опала, такими же, как и камень в его перстне. Далеко позади появилось облачко пыли. Франк натянул поводья, во рту у него пересохло от надежды и страха.

За несколько миль до них облачко направилось на север и постепенно рассеялось. Неизвестные путники поехали своей дорогой. Валлон тронулся. Геро оставался на месте.

— Вы надеялись, что это она.

— Но это не она. Поехали дальше.

— Еще есть время вернуться. Завтра будет слишком поздно, и останутся лишь горькие сожаления.

Валлон скривился.

— Что ты вообще знаешь о сердечных делах?