Чао, Иринчик, чао! - Ирина Коджо

– Дюро, здесь же люди. Мы не одни.

– Нема никога96, – смеялся он и снова целовал, обнимал меня, закрывая своей широкой спиной от всего мира. А я ловила себя на том, что какая-то тайна непреодолимо притягивает меня к этому мужчине, безудержно увлекая все дальше и дальше.

Спускаясь с крепости, я поняла, что с удовольствием чего-нибудь бы выпила, даже обычной воды, но магазинов поблизости не было видно. «Нужно попросить Дюро зайти в кафе, заказать чашку кофе, к которой мне и принесут стакан воды», – сообразила я.

– Айд попьём пива, – неожиданно предложил серб.

– Отлично! Я как раз подумала, что очень пить хочется.

– И я сам жедан, – заявил серб.

«Если „гладан“ значит „голодный“, то „жедан“ похоже на русское слово „жажда“ и, скорее всего, переводится как „хочу пить“, – сделала вывод я. – Да, похожие слова можно понять, но иногда он что-то говорит, говорит, а я даже общий смысл не улавливаю. Впрочем, обо всём, что нам сейчас нужно, мы всё же научились договариваться».

Мы сели за один из столиков, стоящих возле уютного кафе прямо на площади Белависта.

– Два точена пива и домачну кафу97, – сделал заказ Дюро подошедшей к нам официантке.

– И чашу воды бэз лэда98, – добавила я почти по-сербски.

– Ти си паметна, добро учишь сербский99, – заулыбался Дюро.

– Знам помалу100, – пошутила я и лукаво посмотрела на него. – А ты когда будешь учить русский?

– Учи меня, Иринчик, учи, – ответил он, беря мою ладошку в свои большие руки.

Мы никуда не торопились, медленно пили вкусное янтарно-светлое пиво, давая отдых ногам после подъема и спуска по крутым лестничным переходам. За соседним столиком пожилой мужчина за чашкой кофе читал газету и курил. Мы оба немного поморщилась.

– Не люблю, когда курят. Вредно для здоровья и курить, и дымом дышать, – сказала я.

– Да, да. Пушити то штета101, – согласился Дюро.

– «Пушити» это как курить? – уточнила я, изображая курение.

– Да, да, – подтвердил Дюро.

– Ясно, поняла. А «штета», наверное, как «вредно» переводится?

– Не знам, – пожал плечами серб. – «Штета» – не користно за здравилье102.

Я согласно кивнула головой и добавила:

– Хорошо, что ты не куришь.

А про себя подумала, что нужно словарь в телефон закачать, чтобы стало легче общаться. Постепенно узнавая друг друга все лучше и лучше, мы невольно и почти незаметно увлекались друг другом все больше и больше.

Когда многочисленные вереницы лестниц Герцег Нови, вывели нас к морю, солнце медленно опускалось за горизонт.

– А давай еще поплаваем, – предложила я.

– Не, – помотал головой серб. – Нема сунца. Хладно.103

«Какое там „хладно“! – возмутилась я мысленно. – Я и ночью плавала, и рано утром перед отлетом или экскурсией. А сейчас теплый вечер, закат, красота!» Но вслух только сказала:

– А я бы хотела. Мне тепло.

– Плавай, – согласился Дюро. – Я не буду.

По маленькой лесенке мы прошли к ближайшему бетонному пляжу. На волнах покачивались небольшие катера и яхты, а вывеска на кафе возле пляжа гласила: «Яхт-клуб». Я надела купальник и вошла в воду. У-у-у! Какая прелесть! Как я люблю плавать на закате! Людей почти нет, море затихает, и ты плавно скользишь по мягкой глади воды, оставляя накопившуюся за день усталость, а мысли неспешной чередой уплывают куда-то далеко. Так обычно и бывает, но не сегодня! Усталость с тела постепенно ушла, а вот мысли с удвоенной силой закрутились в голове: «Ой-ой-ой! Что же делать? Ехать с Дюро? Бросить работу, дом, страну? А сегодня что? Он меня проводит до апартаментов и вернется к себе? Или как?»

Когда я вышла на берег, Дюро внимательно глядя на меня, спросил:

– Ирина, что у тебя с лицом было?

– А что? – удивилась я.

– Ты делала так, – объяснил серб и изобразил беззвучное движение губами.

– А-а, это так, ничего, – смутилась я.

– С тобой все нормально?

– Да, да, я просто размышляла, думала много. А ты смотрел за мной?

Он согласно кивнул, а я еще больше смутилась. Мне и в голову не могло прийти, что мой друг сидел на берегу и не спускал с меня глаз все время, пока я плавала. И то, что все мои эмоции и внутренние диалоги с самой собой хорошо видны на лице, я тоже не предполагала.

«А вдруг со мной, действительно, что-то не в порядке? А вдруг это какое-то психическое заболевание, о котором я ничего не знаю? И куда я в другую страну собралась с такими проблемами? Может, сербу лучше вообще со мной не связываться?» – закрутилось в голове. Переодевшись и сложив свои вещи, я с независимым видом накинула на плечи свой маленький синий рюкзачок, который до этого момента носил Дюро. «Да и не нужно мне от него ничего! – подумала я. – Пусть хоть прямо сейчас едет в свои апартаменты! Я и сама дойду до санатория! Все равно уже послезавтра улетать. Останется один день для того, чтобы успокоиться, прийти в себя от этого бурного романа и настроиться на возвращение к привычной жизни».

Но Дюро не собирался никуда уезжать. Он продолжал невозмутимо идти рядом со мной в направлении Игало, как вдруг повернув ко мне голову, задал неожиданный вопрос:

– Ирина, а ты еще в школе начала с мужчинами? И в 17-ть лет сына родила?

– С чего ты это взял? – от удивления мои брови сами собой поползли вверх.

– Твоему сыну 25 годин104, – сказал Дюро.

– Да, сыну 25, – подтвердила я. – А как ты думаешь, сколько мне лет?

– 42, – уверенно заявил серб.

– А-а, – протянула я, начиная понимать ход его мыслей.

«Выгляжу я довольно молодо, о чем часто слышу от других людей, о возрасте сына я сообщила, вот мой сербский фантазер и решил, что я еще в школе забеременела и была вынуждена замуж выйти. Наверное, не очень хорошее мнение у него обо мне сложилось», – предположила я.

– Мне 47. Замуж я вышла в 18, а сына родила в 22, сразу после института, – сообщила я, решив вывести своего друга из заблуждения.

Теперь уже Дюро смотрел на меня удивленным взглядом, явно пытаясь еще раз оценить мою внешность и возраст.

– Мне, конечно, приятно, что ты подумал, будто я моложе своих лет, но на самом деле мы с тобой ровесники. В ноябре мне будет 48, как и тебе сейчас, – заверила я серба и, пытаясь вести естественный разговор, поинтересовалась:

– А когда у тебя день рождения?

– В мае, – ответил Дюро, постепенно приходя в себя и прощаясь с придуманным обо мне мифом.

Мы шли по живописной набережной, длинной семикилометровой лентой огибающей весь курортный городок. Проходя по улочке с магазинами и кафе, я замедлила шаг и сказала:

– Здесь такие вкусные круассаны с шоколадом. Хорошо бы купить.

– Лучше вино, – хитро улыбнулся серб.

– Вино еще осталось. В холодильнике стоит. И фрукты есть. А вот круассанов нет. И еще я сейчас вспомнила, что за этот отпуск ни разу мороженое не ела, – заявила я, постепенно отпуская страхи и сомнения.

– Купичимо105, – заверил меня Дюро, крепко обнимая за плечи.

– Мороженое можно и завтра. А сегодня круассан с чаем, – определилась я с желаниями.

– Добро. Как ты хочешь, – сказал серб и направился к витрине с выпечкой, а я подумала: «Маленькие прихоти, незначительные желания, вроде бы ничего особенного, но когда они исполняются, чувствуешь, как будто загораются огоньки и хочется обнять весь мир, поделившись своей радостью».

Перед входом в «Институт Игало» я замедлила шаг, предполагая здесь попрощаться, но Дюро решительно прошел в холл к лифтам. «Что ж, если хочет, пусть до номера проводит. Можно и вина вместе выпить. Почему бы и нет?» – прикинула я и последовала за сербом.

Пока я доставала вино и фрукты, Дюро быстро скользнул в ванную комнату моего «пентхауса». Он стоял под душем в выложенной коричнево-кофейным кафелем ванной, а я, развесив мокрые после плавания вещи, полушутливым тоном спросила:

– Тебе помочь?

– Да. Айд, – он весело махнул рукой, приглашая меня