На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

«задушить» в своих объятиях. Но стоит мне прикоснуться к ней, появляется ощущение, что я трогаю статую, которая никак не реагирует. – Я скучала по тебе. Эти несколько месяцев были для меня вечностью.

– Моя снежинка, – наконец, реагирует она, нежно проводя по моим волосам. – Что ты сделала со своими кудряшками, дорогая?

– Немножко избавилась от лишнего веса, – говорю, отстранившись от нее. —Душа требует перемен, но отрывается на внешности.

– Лишний вес? – Она возмущенно окидывает меня с ног до головы.

– Молчи. – Я выставляю палец вперед, прося не высказываться о моей фигуре.

– Может быть, я плохая тетя, но ты ни за что не услышишь от меня фразу: «Черт возьми, Тея, это вообще-то на всю жизнь!», – говорит Эви, рассматривая татуировку на моем бедре. – Черт возьми, Тея, как же это красиво и как же тебе идет! Это должно быть очень больно? – прикусив губу, спрашивает тетя.

– Не больнее, чем прокалывать уши, – успокаиваю ее, хотя, на самом деле, это больше было похоже на то, что твое тело расписывают острием ножа.

– Зная тебя, ты можешь специально так говорить, – говорит Эви, качая головой.

– Возможно, – я улыбаюсь ей, а затем опускаюсь, чтобы поднять рассыпанные по полу продукты.

– Эвелин, я оставлю вас, – сбоку звучит голос мистера Паркера, который направляется к двери – Пообщайтесь, увидимся позже, – кивнув нам, он закрывает дверь с обратной стороны.

Я поднимаюсь и, удерживая в одной руке листья салата, а в другой – вакуумную упаковку сыра, спрашиваю:

– Эви, это то, о чем я думаю?

– Если ты думаешь, что он великолепный мужчина, который дарит мне свое внимание каждый день, то да, – это то, о чем ты думаешь, – отвечает Эви и, подняв бутылку вина, которая удивительным образом осталась цела, относит ее к столу.

– Ну, наконец-то, – выдыхаю я, кладя продукты на поверхность и падая на стул напротив Эви. – Все это время, пока я ждала твоего возвращения, я надеялась на то, что ты подтвердишь мои догадки, – радостно выговариваю каждое слово, а потом испытываю дикое желание влепить себе ладонью по лицу, потому что продукты, которые я вижу на столе, выглядят совсем не как те, которые готовят на завтрак или обед. – Эви, я сейчас уйду.

– Почему? – расстроенно спрашивает она.

– Потому что, судя по всему, я идиотка, которая испортила вам романтический ужин.

– Что? – удивляется она, переводя взгляд на стол, а потом начинает улыбаться. – Нет, снежинка, все не так. Это вино не для нас. Завтра у нашей сотрудницы день рождения, и мы решили пригласить ее в гости.

– Боже, я надеюсь, что ты меня не обманываешь, – говорю я, слегка успокаиваясь. – Эви, я безумно рада за вас. Мистер Паркер, кажется, очень порядочным мужчиной.

– Так и есть, – улыбкой подтверждает мои слова и продолжает рассказывать: – он так заботиться обо мне, и самое главное: меня это не напрягает, наоборот – мне приятно осознавать свою ценность для него не только как женщины или хозяйки в его доме, но и как личности.

– Так это его дом?

– Прости, я должна была рассказать тебе раньше…

– Не извиняйся, Эви. Никогда не извиняйся передо мной. Ты заслуживаешь счастья, и я очень рада, что ты, наконец, его нашла, – успокаиваю ее, положив свою ладонь на ее руку.

– А ты… ты счастлива? – интересуется Эви, пронзительно смотря в мои глаза.

Я замолкаю, пытаясь придумать, что ей ответить. В любом случае, что бы я ни сказала, все будет ложью.

– Ты все еще любишь Хантера, – она не спрашивает, она утверждает.

«Это что, проявилось на моем лице за время, пока я думала?»

– О чем ты?

– Тея, твои чувства к нему все еще свежи, – говорит Эви, наклонившись ко мне ближе. – Как бы ты ни пыталась скрывать свои чувства, находясь в объятиях другого, пусть и ненастоящего, все твои мысли заняты одним человеком. Твое сердце занято только им. Я не просто так это говорю, я проходила через это с отцом Диаза. Когда он погиб, я никого к себе не подпускала, уверяя себя же, что я справлюсь. А если и ходила на свидания, то думала только об отце Диаза. Если бы у меня была возможность вернуть его, я бы не раздумывая бросила все и была с ним. Но, увы, в моем случае его вернуть невозможно.

– Эви, у меня больше нет к нему чувств.

«Да-да, дорогая Тея, какая же ты первоклассная лгунья. Ты ведь уже сегодня пускала слюни на него, пока стояла перед ним на коленях. Нет чувств? А как ты тогда объяснишь все то, что с тобой происходит, когда он появляется?»

– Ты так в этом уверена? – спрашивает она, упираясь своим экстрасенсорным взглядом в мои глаза.

– Да. И вообще, почему мы пришли к этому разговору? Лучше расскажи, как твои дела? Как работа? Тебе нравится? – переключаю внимание на Эви, стараясь отключиться хотя бы на некоторое время от мыслей о Хантере.

– Нравится? Тея, я в восторге от того, что делаю. Может быть, это странно, но находясь рядом с этими малышами, я чувствую рядом с собой тепло Диаза, как будто он там, рядом, жив, – рассказывает Эви, и я замечаю, как в ее глазах появляется блеск. – Каждый раз, когда я провожу время с ними на улице, поднимаю взгляд к небу, представляю его улыбающееся лицо и думаю, что он бы гордился мной и тем, что я продолжаю жить за нас двоих.

– Эви, я так рада, что ты нашла то, что позволяет тебе жить дальше, – говорю и, поднявшись со стула, подхожу к ней. Крепко обнимаю ее, прислоняясь своей щекой к ее голове.

– Так, снежинка, ты, наверное, ничего не ела за весь день. – Она отстраняется, смахивая пальцами слезы.

– Вообще-то, мистер Паркер приготовил нереально вкусные булочки. И если мой желудок был бы человеком, он упал бы перед ним на колени, – отвечаю я, поглаживая свой живот.

Приблизительно до десяти я нахожусь в компании Эви и вернувшегося мистера Паркера. Мы общаемся, смеемся и едим приготовленную вместе лазанью.

Когда я понимаю, что мне пора бы отправиться домой, я вызываю такси под возмущения Эви, которая уговаривает меня остаться. Но, услышав, что дома меня кое-кто ждет, она все-таки отпускает меня при условии, что я еще приду.

***

Я переступаю порог квартиры, которую арендовала на несколько месяцев. Стягиваю с ног туфли и ставлю их рядом с кроссовками Хантера, которые по какой-то причине до сих пор стоят на полке, а не валяются в мусорном ведре.

– Себастьян, я дома, – кричу я, опускаясь на колени, куда тут же лениво забирается