Половина пути - Юля Тихая

твёрдый. Надёжный. Просыпаться рядом с ним было не страшно, только очень неловко, он не был груб и принёс ей целый кулёк орехов в меду, сам взял от силы несколько штук. Он гладил её по голове, когда она рыдала пьяная, и даже не читал потом нотаций.

Бояться его было нечестно, и отталкивать — тоже.

Его и не хотелось отталкивать, по крайней мере — ещё не сейчас. И Ольша, чуть поёрзав, устроила голову у него на плече. Прикрыла глаза.

Брент сплёл их пальцы.

Ну и пусть, лениво крутила в мыслях Ольша, говоря себе, что «настраивается» (а, по правде, больше нагоняя лишнего ужаса). Одним больше, одним меньше! Какая, вообще говоря, разница! Вряд ли будет так и плохо, может быть, ей ещё и понравится, развратная огневичка она или где?

Вон какие у него руки огромные. Член, наверное, жуть… и от лапника колени потом ломить будет…

— О чём задумалась?

— А?

Ольша дёрнулась и чуть не уронила чай. Брент разглядывал её всё с той же мягкой улыбкой.

— У тебя очень серьёзное лицо.

— Ааа… о схеме. Мы же ещё до полудня добереёмся до Стены, это её поднимать будет надо, а я ни разу пробовала с двумя центрами, это как бы то же самое, но…

Он коротко чмокнул её в нос:

— Да ладно тебе, разберёмся. Раскинь дозорное пошире, тут нет лёжек? Вообще, места всегда были тихие, для тварей тут пустовато, теперь тем более. Твоей охранки хватит, или будем дежурить ночью?

Ольша честно выпустила силу на длинный выдох, собрала и покачала головой:

— Ничего. Но я бы посмотрела всё-таки, мало ли что… охранок от всего не бывает.

— Ложись тогда. Я посижу первый, разбужу тебя.

Ольша даже открыла рот, чтобы поспорить, но потом закрыла его. И, свернувшись в клубок у тёплого брентова бока, натянула одеяло на голову.

Глава 6

Брент схитрил: разбудил её позже, чем было бы честно, если делить ночь на два дежурства. И сперва Ольша хотела расфырчаться, возмутиться, что она здесь по контракту, что она стихийница, огневичка, и это он тут сидел и пырился в темноту, а она может дежурить и дремать, только выдыхать силу под счёт, что она служила, а не хвостом крутить приехала, и…

Но Брент невозмутимо улёгся на лапник, разгладил одеяло на груди, заложил руку за голову и почти мгновенно уснул. И Ольша, смешавшись, решила отложить все свои соображения на утро.

Огневичка или нет, а было приятно.

Во всём, что касалось дела, Брент относился к ней, как к партнёру. Не унижал, не пытался утвердиться на фоне, не мешал с грязью: никаких тебе «что бы девицы понимали в блиндаже», «заткнись и делай, что я сказал» и прочего закатывания глаз. Он выслушал её со схемой, взял на склад, где Ольша смертельно надоела кладовщику перебиранием пластин депрентила, и даже править ящером учил не как девчонку, а всерьёз.

Вместе с тем он, конечно, видел в ней девушку, и это проявлялось и в касаниях, и в бесконечных — каждый раз неожиданных — сладостях, и в том, как он поправлял на ней одеяло. Ольша была рядом с ним — в чём-то слабее, хрупче, но всё равно — человеком с собственным мнением.

Конечно, сама Ольша ни за что не смогла бы сформулировать внятно, где симпатия к равному превращается в снисходительность. Но ведь и она, когда делила схему, учла, что у него седьмой уровень, и не гнобила его за неловкость с конструкциями, и не смеялась над тем, сколько он ест!

А что трахнуть хочет… ну, ладно.

Сила прокатилась по округе и снова вернулась ни с чем. Признаться честно, Ольша была уверена, что никакие твари не выйдут к стоянке до самого утра. Да и есть ли здесь вообще хоть какие-нибудь твари? Кольцо силы не ловило поблизости ничего крупнее лесных птиц и белок, а большинство действительно опасных тварей нуждается в пище посерьёзнее.

Но они договорились, и порядок есть порядок. Поэтому Ольша только подняла платок повыше, чтобы прикрыть уши, и провалилась в привычную полудрёму, в которой тело само отсчитывало вдохи.

Светлеть начало, когда брентовы часы — он оставил их на каменном столике, прямо между кружками, — показывали без двадцати восемь. Сперва грязно-жёлтый мрачный сумрак, потом выцветшее в сероватую белизну небо. За холмами разлилась кровавая краснота, будто там кого-то убили и выпотрошили, а потом встало солнце, злое и раскидывающее яркие длинные тени. Ольша выждала ещё немного, а потом тронула Брента за плечо:

— Доброе утро.

Он прищурился, прикрыл глаза ладонью и хмыкнул: могла бы разбудить за полчаса до восхода, как договаривались с вечера! Но Ольша уже встала, взяла котелок и миски и сказала ровно:

— Всё тихо. Я дойду до реки.

И стратегически отступила с поляны, робко надеясь, что это не слишком похоже на побег.

Река здесь была не столько река, сколько речушка, довольно бодрая, но неглубокая — в самом центре русла от силы по пояс. Вечером Ольша нашла удачный спуск, по каменной насыпи. С большого валуна было удобно черпать воду.

Умылась, почистила зубы, прочесала волосы влажным гребнем, помыла ноги. Раскинула силу — никого вокруг, Брент всё ещё на стоянке, — сняла рубашку и обтёрлась влажным полотенцем. Кожа мгновенно покрылась мурашками, и пришлось торопливо выдохнуть из себя тепло. Надела чистое.

Раскинула силу — никого — стянула штаны и бельё. Кровь почти перестала, за всю ночь на марле появилось только несколько розоватых пятен. Выполоскать, постирать как следует, выполоскать снова, прокипятить, высушить. По правде говоря, Лек уже не считал бы такую ерунду поводом отложить близость: Лек был горячий парень и страстная натура, и Ольша много винила себя, что была с ним недостаточно ласковой. Но Брент-то не может сейчас знать… не полезет проверять… может быть, он и вовсе захочет пока чего-то другого, он наверное тоже любит, когда ртом…

И что же всё-таки говорила Тача?

Тогда, у медички, Ольша ещё была здорово не в себе, и все её душевные силы уходили на то, чтобы не рыдать и не устраивать некрасивых сцен. Рекомендации она запомнила как-то частями и неточно, зато хорошо помнила голос: низкий, чуть насмешливый, деловой и потому успокаивающий. «Ну, а ты как хотела? Ничего страшного…»

Ольша раскинула силу дальше, ещё и ещё, чуть не до самой Рушки, и только тогда решилась. В конце концов, она ведь огневичка, бесстыдная и как