Влюбленный халиф - Шахразада

— Что ж, мой усердный Мераб, — удовольствие в голосе невидимого Алима звучало более чем отчетливо, — теперь тебе осталось придумать, как уважаемая ханым выберется из этого неловкого положения.

— Полагаю, незримый маг, что мне и придумывать ничего не придется, ибо уважаемая ханым не из тех женщин, которых просто смутить.

Незримый Алим в который уж раз за это утро удивился и тому, как легко Мераб смог привыкнуть к своему необыкновенному умению и к тому, с каким удовольствием юноша оживляет кем-то придуманный мир.

Мариам недоуменно осмотрелась по сторонам. Ничто в этих уютных покоях не напоминало приютстрадальца. Шелковые яркие подушки, накрытый низкий столик, еще один, на котором стояли шербет в высоком ярком кувшине и поднос с фруктами. Запах яств смешивался с ароматом стоящей в углу курильницы. Напротив Нур-ад-Дина сидел мужчина, удивительно на него похожий, но чуть моложе. Этот неизвестный тоже с немалым удивлением слушал почтенную ханым.

— Мне кажется, уважаемая, что это ты несколько нездорова, — мягко заметил Нур-ад-Дин.

— Я здорова! Я пришла излечить тебя от смертельной болезни, которая грозится уложить тебя в могилу меньше чем за год.

— Аллах всесильный, женщина! Да если я от чего-то и страдаю, так это от твоей воистину болезненной глупости! Вчера ты едва не загнала меня в могилу, спалив весь хлеб в доме, а сегодня прибежала врачевать меня от какой-то хвори.

— Я?! Спалила весь хлеб в доме? А кто вчера едва не утопил меня? Скажешь, что это был сам халиф багдадский?

— Я всего лишь пытался спасти тебя из огня.

— А я всего лишь хотела вылечить тебя.

Мариам испуганно переводила взгляд с отца на гостью, не решаясь вмешаться в их перепалку. Голоса Нур-ад-Дина и Мариам-ханым становились все громче и… И в этот миг заговорил второй мужчина, который доселе молчал в изумлении:

— Брат, прекрасная незнакомка! Не соблаговолите ли вы замолчать? — Видя, что его никто не слушает, он тоже закричал: — Замолчите! Оба!

От неожиданности Мариам действительно замолчала. От негодования замолчал и Нур-ад-Дин. Мгновение стояла тишина, а потом они оба гневно обрушились на обидчика:

— Да как ты посмел закричать на меня, глупец!

Два голоса, мужской и женский, слились в один. А тот, кто столь неучтиво прервал перепалку, лишь удовлетворенно рассмеялся.

Рассмеялся, о нет, расхохотался в голос и Мераб. Он наслаждался своими новыми ощущениями: так может почувствовать себя хозяин балагана с марионетками, который вдруг понял, что его куклы вовсе не вырезаны из дерева и украшены цветными лоскутами. О нет, в мгновение ока его куклы стали живыми людьми, а он, кукловод, теперь может более не делать ни одного движения, лишь любоваться тем, сколь причудливы судьбы героев им же самим созданного мира.

— …Вот поэтому я и остался сегодня дома. Ибо, согласись, прекраснейшая из женщин, что любые заботы меркнут по сравнению с приездом любимого младшего брата, которого я не видел более десяти лет!

Мариам кивнула. Увы, она была не просто опечалена, о нет. Душу ее грызла досада. «Я мечтала помочь ему, спасти его… А выставила себя на посмешище, словно девчонка! Какими глазами он будет смотреть на меня, глупую гусыню, поверившую даже не слухам, а лишь обрывку чьей-то фразы!»

Мариам пила шербет, почти не ощущая его вкуса и мысленно сокрушаясь все сильнее и сильнее. Нур-ад-Дин же, сидя напротив нее, воистину отдыхал душой. Он любовался ее прекрасным, столь любимым лицом и радовался тому, что эта женщина, еще недавно погруженная в печаль об ушедшем муже, возрождалась к жизни. И более того, она столь беспокоиласьза него, Нур-ад-Дина, что бросилась на помощь, ведомая лишь чьей-то глупой болтовней.

«Аллах всесильный! Ну почему же я, достойный мужчина, вдовец, человек умный и наблюдательный, до сего дня так и не разглядел, как она хороша?! Почему давно не понял, что она ищет моего общества так же, как я — ее? Почему еще вчера, лакомясь ее сладкими лепешками, не уразумел, что люблю ее, сильную, мудрую, одинокую?»

О, то были мысли, воистину переворачивающие все с ног на голову! Или, быть может, все ставящие с головы на ноги?

Мариам же испытывала совсем иные чувства. Вернее будет сказать, что чувства были такими же: она тайком мечтала о Нур-ад-Дине, но мудро сдерживалась, давая ему возможность сделать первый шаг. Если только он, о Аллах всесильный, сам этого захочет. Ибо почтенной вдове показать, что она грезит о каком-то мужчине… Это невозможно! Более того, это непристойно! Как тогда на эту воистину падшую женщину будут смотреть соседи?!

И вот теперь она, словно влюбленная кошка или малолетняя дурочка, бросилась сюда первой, показав, что одно лишь упоминание имени почтенного соседа способно ввергнуть ее в панику и заставить броситься на выручку…

О, Мариам еще долго могла бы себя мысленно грызть и укорять, но ароматный напиток в пиале закончился. «Пора бы и честь знать», — казалось, сказал ей, глупой гусыне, дом ее уважаемого соседа.

— Ох, юный колдун…

Если бы почтенный Алим был похож на обычного человека, если бы его мудрая голова покоилась на шее, а не на обсидиановом блюде, если бы у него вообще была голова, он бы непременно укоризненно покачал ею.

— Не отвлекай меня, маг, — пробормотал Мераб. Ему сейчас вовсе неинтересно было мнение невидимого советника. Он упражнял незримые мышцы разума. И эти упражнения его и забавляли, и пугали.

— Да, мой друг, — незримый Алим всегда знал, о чем думает юноша. — Сила воображения может стать оружием поистине страшным, и ни пушка, ни секира, ни боевой слон не сравнятся с нею.

— Аллах великий! Маг, помолчи! Иначе следующей моей жертвой станешь ты.

Алим умолк. Мераб же, видя затруднение достойной ханым, напряг все свое воображение, чтобы дать возможность уважаемой Мариам без особого урона для собственного достоинства покинуть дом почтенного купца Нур-ад-Дина.

И Мариам стала собираться. Она поправила шаль, проверяя, не съехал ли в пылу перебранки с волос тонкий газ, осмотрелась по сторонам, увидела, что корзины так и стоят посреди комнаты, и легко поднялась с подушек.