Хозяин Священной Колыбели - Настя Любимка

сейчас ничего дельного предложить не сможем. Права Анастейзи, ждать вестей надобно, а там и решать, кто какие задачи выполнять будет, – Тирхан говорил уверенно, при этом строго глядя перед собой. – Тем более что у Его светлости Виктрана команда как на подбор: ни умом, ни силой никто не обделен. Да и отваги им не занимать! Наша задача – выспаться, да завеху свежими быть, чтоб информацию как следует воспринимать.

– Соглашусь с вами, мои вести тоже подождать могут. Отдых важнее, – Асим уже не выглядел расслабленным, наоборот, стал собранным, явно что-то задумал.

Впрочем, точно не во вред нам или себе.

– Ох! – вдруг выдохнула Люси и зажмурилась.

– Что такое, дочка? – тревожно спросила Интена.

Это был риторический вопрос. Все прекрасно поняли, что произошло. Люси снова что-то увидела.

– Верховные жрецы к обеду прибудут. Совет раньше не соберется… Его светлость…

Люси распахнула глаза так широко, будто что-то ее шокировало. Но при этом испуганной не выглядела.

– Тоже к этому времени вернется.

И замолчала.

И тут хоть пытай, хоть не пытай, больше ни слова не скажет. И все мы это поняли куда как отчетливо.

– Что ж, идемте отдыхать, – подытожила я незапланированное собрание. – Дети рано проснутся, а времени на сон не так много и осталось.

***

Виктран

«Она умрет...»

Я вновь и вновь возвращался к этому печальному голосу, глубоко засевшему в моих мыслях и сердце.

«Она умрет. Ты этого хочешь?»

Не хотел. Противился, выл, рвал когтями землю. Сходил с ума и никак не мог взять верх над звериной сущностью. Не мог вырваться из бесконечной череды образов, передаваемых мне прямо в мозг. Яркие, разрозненные, чаще кровавые и бессмысленные видения из прошлого. Им не было конца…

Хотелось все прекратить, остановиться, забыться, уснуть навсегда, ощутив безмятежность и покой…

И только голос, упорно твердящий, что моя женщина погибнет, что ей не справиться в одиночку со всей силой бога, что ее сын слишком мал, и шанс на преемственность моей судьбы Илиасом настолько мизерен, что последствия могут быть совершенно любыми, ненадолго приводил в чувство. Но удача виделась скорее как невозможное чудо, которого, увы, Ахадэриан уже не ждал.

Я много раз задавался вопросом, почему все сложилось именно так? Почему мне потребовалось так много времени, чтобы вернуть себе человеческое «я», и почему только там, в начале ритуала пробуждения я смог до конца осознать, что бог не шутит. Что ни его привязанность, ни его искреннее восхищение и любовь к душе, что он притянул из другого мира, не поможет. Нас должно быть двое. Вселенная требует такого порядка. Иначе – никак.

Ей плевать на то, что уже смогла сделать чуждая этому миру душа, ей плевать на ее силу духа, на ее любовь... Вселенная считает, что плата недостаточна для закрепления в этом мире. Все еще недостаточна. Для того, чтобы залатать огромную дыру в ткани мироздания, нужны новые переменные. Я почти сдался тогда, за что никак не мог простить себя. Я никогда не трепетал перед врагом, никогда не сомневался и упорно шел к цели, веря в то, что все, что я должен делать – правильно. Что я мужчина, который обязан справляться с трудностями, терпеть, выжидать, чтобы ударить, и уметь привлечь всю силу для достижения главной задачи: защиты тех, кого люблю, того, без чего моя жизнь утратит всякий смысл.

Сейчас я понимал, почему дал слабину. Понял по прошествии времени. Мой род от меня отказался. Моя кровь отказалась от меня. Тогда, будучи несмышленым волком, который не мог принять человеческий облик, я утратил то, ради чего жил, потерял смысл. А память об Анастейзи и времени, проведенного рядом с ней, была хрупким стеклом, что разбилось на тысячи осколков. Зверь жадно собирал их, слизывал острые крошки, заставлял себя глотать-вспоминать, пробуждая на краткое время мое сознание, заставляя цепляться за новый смысл.

Я усмехнулся, украдкой разглядывая девушку. Девушку ли? Сколько же ей было ходов на самом деле? Какую жизнь она прожила там? И прожила ли ее счастливо? Как долго? Я не сомневался в том, что от прямого ответа она уклонится. Еще не время, еще нет доверия…

Сам виноват. Я пока так и не понял, как подступиться к ней, как должен себя вести мужчина в ее понимании, как вытащить наружу ее истинные желания... Как побороть своего соперника – того, кого она любила в прошлом. Ведь любила, и это не подвергалось сомнению.

С местными леди все просто и легко – достаточно высокого статуса, приятной, не отталкивающей внешности, опять же – обещания благ, которые я мог дать. С ней же… Я словно на поле боя, и понять, откуда вылетит стрела – невозможно, предугадать, кто нанесет удар – тоже.

Видения ее мира всегда были хаотичными, я скорее интуитивно понимал, что именно демонстрировали образы, сам додумывал многое, чаще, вероятно, неверно.

Я слышал высокий гулкий вой, от которого стыла кровь, видел странный бег дороги, поездку на сумасшедшей скорости в непонятной тесной карете, наполненной какими-то приборами, в которой на странной кровати лежала Анастейзи. Я не видел лиц, их мне никогда не показывали, только обстановку, только звуки…

Ее голос не был таким мелодичным и звонким, как сейчас, он был совершенно иным. Не ошибусь, сказав, что он был тихим, угасающим, но… нежным. Сейчас, глядя на то, как моя пара прикрыла глаза, обдумывая сказанное мной мгновение назад (о том, что я иду в столицу), я вдруг отчетливо вспомнил те слова, что она говорила внутри той странной кареты.

«Сережка, как же ты похож на отца! Как же ты… Я всегда жалела лишь о том, что не уберегла его. И ты береги жену и детей! Сила в семье. Не грусти, я люблю вас…»

Я на миг прикрыл глаза, осознав, что то были ее последние минуты жизни. Помнит ли она о том, как покинула тот мир? Или боги сжалились, забрав у нее часть памяти, чтобы сожаления и боль не затуманили разум, чтобы она смогла захотеть начать заново? Помнит ли, как нежно прощалась с сыном и вспоминала свою любовь на смертном одре? Возможно ли соперничать не просто с тем, кого уже не существует, а с сожалением о потерянной, упущенной возможности? Она