Чудесные рисунки боярышни-актрисы - Василиса Мельницкая

- Однако… - протянул он, едва заметив Миру.

А она запоздало вспомнила, что явилась в спальню к мужчине поздно вечером. В ночной сорочке. С распущенными волосами.

И что он мог подумать?!

- А я… Вот! – Мира вытянула вперед руки, показывая Владимиру дневник. – Надо напоить его кровью. Ты сказал.

- И? – спросил Владимир, подходя ближе.

- Так я боюсь. В смысле, одна. Давай вместе?

- Как ты сюда попала? Я дверь запер. Не ключом.

Об этом Мира тоже не подумала. Но ведь и скрывать ей нечего.

- Меня дом привел, - сообщила она.

И рассказала о двери и ходе.

- Понятно. – Владимир потер висок. – И как тебе в голову пришло…

Он не сердился. И вообще, казался спокойным.

- Болит? – спросила Мира. – Голова? Хочешь, массаж сделаю?

- Не стоит, - отказался он. – Не болит. Это я так… Очередная странность. Их уже столько, этих странностей, что я склонен считать их нормой для этого места.

- Что-то еще? – поинтересовалась Мира. – Не связанное со мной?

- Полагаю, с тобой все и связано. Разобраться бы, да раньше, чем случится что-нибудь непоправимое.

- Может, все проще? – предположила она. – Нет никакого заговора? Красибор передаст ключ, и все. Лукоморье уже откликается на мои просьбы.

- Боюсь, что-то, да есть, - вздохнул Владимир. – Ты как? К чудесам готова? Хочу тебе кое-что рассказать. О котике.

- А что котик? – встрепенулась Мира. – Он вернулся? Ты его видел?

- Ты сказки хорошо помнишь?

- Не знаю. Помню, наверное. Какие-то лучше, какие-то хуже, - призналась она.

- О коте Баюне, например?

- Сказки такой и нет вовсе. Или я ее не слышала. – Мира задумалась. – Нет, не слышала. Но нянюшка мне говорила, мол, послушным девочкам кот Баюн волшебные сны посылает, а непослушным – кошмары.

- Это и нам в детстве говорили, - хмыкнул Владимир. – Так что не только девочкам, но и мальчикам. А в дороге… ты какие сны видела?

- Да я и не помню, - растерялась Мира. – Может, и вовсе никаких. Володя, о чем ты?

- Да о Баюне. Тьфу! Об Оскаре. Он Баюн.

- Чего? – Мира рассмеялась. – Это он тебе сказал?

- Он, - кивнул Владимир. – Приходил он, перед ужином. В дом не сунется, Красибора боится. На встречу пригласил.

- На к-какую… встречу?

Если Мира и заикалась, то не от страха. Скорее, от неожиданности. Сказки сказками, но мысль о том, что кот, который мурлыкал у нее на коленях, умеет говорить…

- Оборотень он, - сказал Владимир. – Мальчишка. Его дед за тобой послал. Я не расспрашивал, как он тебя нашел, отчего к матушке прибился. Завтра узнаем.

- Мог бы и раньше открыться, - проворчала Мира.

- А, может, и не мог. – Владимир повел плечом. – Может, оборачиваться в ином месте не умеет.

- Погоди… - Мира осмотрелась. – Есть бумага и карандаш?

- Найдется.

Набросок она сделала быстро. Всего-то и понадобилось, что выудить из памяти того мальчишку.

- Он? – Мира отдала листок Владимиру. – Это приблизительно. Но похож?

- Похож, - согласился Владимир. – Где ты его видела?

- Нигде. Помнишь, я в дороге рисовала?

- Помню. И не показывала ничего.

- Да было б что показывать, - отмахнулась Мира. – Так вот, вместо кота он получался.

- Ну… - Владимир помолчал, рассматривая набросок. – Во всяком случае, теперь мы знаем, что такое «нигде». Осталось выяснить, что такое «никуда» и «ничто».

Он шутил. И Мира улыбнулась. Все же как спокойно и хорошо, когда Волька рядом!

- Зря я Красибору о котике сказала, - спохватилась Мира. – Он не догадается?

- Оскар обещал завтра кота принести. Обычного. Так что, ты радость изобразить не забудь, - сказал Владимир. – И матушку надо предупредить. Но это завтра. А сейчас дневник. Игла есть?

- Зачем? – не поняла Мира.

- Палец уколоть. Капля крови нужна, - напомнил он.

Об игле Мира не подумала. Но игла нашлась у Владимира, в дорожном швейном наборе.

- А что? – невозмутимо произнес он в ответ на ее удивленный взгляд. – Я без слуг часто путешествую. У меня, между прочим, пуговицы-артефакты. А отрываются, как обычные.

Иглу он прокалил огнем. Остудил и отдал Мире. А она палец уколола, каплю крови на дневник уронила. На открытую страницу. И капля впиталась, будто ее и не было.

А после из дневника пополз туман – белый, похожий на молочный кисель. Волька его в детстве обожал, а Мира терпеть не могла.

Владимир рядом встал, за плечи обнял.

- Не бойся, - шепнул он.

«Я и не боюсь», - хотела ответить Мира. Но вскрикнула… от испуга.

Из тумана вдруг вышла мама.

Глава 22

Глава двадцать вторая, в которой Владимир вынужден верить в чудеса

- Добромира Ильинична? – выдохнул Владимир, без труда узнав мать Миры.

Она привязала душу к дневнику? Но как… Как смогла?! Это мало того, что ведовство запрещенное, так еще и сложное. Попросила кого-то? Втайне от мужа?!

Да, но ведь Владимир проверял дневник. Артефакт, но не живой. Значит, это не привязка души. Не призрак. Не…

Добромира Ильинична его не услышала. Она смотрела будто бы в пустоту, не замечая ни дочери, ни Владимира. Он прижал Миру к себе, обнимая. И она прильнула, обвила рукой талию, спрятала лицо на его груди.

- Не бойся, - шепнул он. – Она не живая. И не мертвая.

- Любочка… - прошелестела Добромира Ильинична.

И села. Вот так в воздухе и села, будто бы на стул. И складки платья расправила на коленях.

«Запись, - сообразил Владимир. – Будто кто-то записал, как солнцерисунки в движении, а при активации кровью запись воспроизводится».

Осознание, что такое ведовство возможно, изумило гораздо сильнее, чем появление матери Миры. А он-то думал, что знает об артефактах всё! Он же следит за научными разработками, журналы из других стран выписывает…

- Любочка, доченька, если ты меня видишь и слышишь, значит, у нас получилось…

Все же «у нас»! Значит, кто-то вел запись. И где Добромира Ильинична нашла такого сильного ведуна!

Мира взглянула на мать, шмыгнула носом.

- Мам, я тут, - сказала она тихо.

Но та не повернула головы