Врачебная тайна. Шанс на счастье - Кэти Свит

Мое настроение становится хуже с каждой минутой и я не представляю, как справиться с ним.

Степочка, мальчик мой, как ты там?..

Почему тебя не везут ко мне так долго?!

Подхожу к медсестре, в очередной раз уточняю звонили ли из реанимации и в очередной раз получаю отрицательный ответ.

Не звонили…

А ведь Саша обещал! Обещал позвонить!

Волнение переходит в раздражение и я начинаю психовать по самым малейшим пустякам. А потом начинаю плакать.

Сажусь на кровать, прячу лицо в ладонях и позволяю всей своей боли, наконец, вылиться наружу.

Мне горько так сильно, что я эту горечь физически чувствую. Жжёт в груди, сердце готово разорваться на части.

Стёпа в реанимации, мама в больнице, муж в клинике и мне безумно страшно, что он снова сможет оттуда сбежать. Если Гриша найдёт Феденьку и Марину, то я просто этого не переживу!

– Мамочка, – в палату заходят медсестра и нянечка. Я тут же вытираю слезы и поднимаю на них глаза. – Детская кроватка готова? – спрашивают, старательно делая вид, что не заметили моих слез.

– Да, да, – поднимаюсь с кровати, подхожу к кроватке и принимаюсь поправлять простынку. – Готова, – отвечаю, а у самой руки трясутся. Нервы шалят.

Медсестра подходит ближе, профессиональным взглядом окидывает место, где будет спать Стёпа и хмурится.

– Так не пойдёт, – говорит строго. Мне тут же становится не по себе.

Я сейчас настолько ранимая и разбитая, что сама поражаюсь. Никогда прежде такой не была.

– Что именно? – взволнованно спрашиваю у стоящей напротив женщины. Но она лишь бросает на меня беглый взгляд и принимается наводить порядок так, как считает нужным.

Игрушки все убираются прочь, привезенный из дома мягкий флисовый плед тоже.

– Подушку убирайте, – сует мне её в руки. Принимаю. Держу.

Затем понимаю, что стою как истукан, скидываю с себя оцепенение и начинаю помогать.

Освобождаю кроватку от всего, что только на ней лежит. Торопливо убираю приготовленные заранее пеленочки и салфетки, водичку, книжку, которую Стёпа любит листать. Даже прихватываю одеяло!

Если уж освобождать место, то убирать все.

– А вот одеяло, – медсестра смотрит на мои руки. Я ещё не успела их освободить. – Я попрошу оставить!

– Конечно, – возвращаю его назад. – Извините, – произношу на автомате.

Но на мои слова никто не отвечает.

Нянечка убирает одеяло в сторону, обходит меня и берёт кроватку с дальней от выхода стороны. Медсестра держится за ту часть, что находится ближе к двери.

– Вы за Степой? – спрашиваю с надеждой в голосе.

– Да, – кивают. – Готовьтесь.

Женщины уходят, а я продолжаю смотреть им вслед. Стою, как истукан и ничего перед собой не вижу.

Но тут в голове щёлкает мысль, меня резко кидает в жар.

Блин! Сейчас привезут Степочку и у меня потом времени ни на что не будет!

Подрываюсь с места, бегу в туалет, делаю всё свои дела, причесываюсь, зачем-то умываюсь. Беру с тумбочки термос, несусь в буфет, наливаю кипяток и возвращаюсь в палату.

Обхожу вокруг своей палаты, проверяю всё ли приготовила для встречи с сыном.

Вода, еда, подгузники, игрушки, одежда, салфетки, пелёнки всех видов.

Я пытаюсь занять себя, скоротать время и, посмотрев в очередной раз на часы, понимаю, что у меня ничего не выходит.

Как бы мне ни хотелось, секундная стрелка быстрее не стала бежать. А минутная и вовсе застряла на одном месте.

Наливаю в кружку воды, подхожу к окну, встаю напротив и смотрю вниз. Это единственное занятие, на которое хватает моих нервов.

Жаль, что Хмельницкий занят. Уверена, будь Саша рядом, я бы чувствовала себя совершенно иначе.

– Ещё не привезли? – ко мне заглядывает Лёша.

Я настолько глубоко ушла в свои мысли, что появление брата стало для меня самой настоящей неожиданностью. Ему достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять степень отчаяния, что я испытываю.

– Всё будет хорошо, Вась, – подходит и обнимает. – Поверь.

– Угу, – киваю, кусая губы. Слезы опять наворачиваются на глаза.

– Саша на операции? – пытаюсь немного сменить тему, уж слишком сильно печёт в груди.

– Он занят, – уклончиво отвечает Леша. Но чем именно так и не говорит.

В коридоре раздаётся грохот, хлопают двери. Судя по звуку, везут то ли тележку, то ли кровать.

С замиранием сердца прислушиваюсь и слышу, как перед каждым порожком приостанавливается движение, как медленно, словно боясь потревожить, переезжают преграду, а затем снова ускоряют движение.

– Везут! – отстраняюсь от брата, глаза горят. – Степку везут!

– Подожди, Вась, – Леша ловит меня не давая выбежать в коридор. – Лишний раз старайся из палаты не высовываться.

– Почему? – удивляюсь.

– В каждой больнице своя зараза, а у Степы после перенесённой операции иммунитет ещё слишком слаб, – поясняет брат. – Тебе оно надо? – внимательно смотрит на меня.

– Нет, конечно, – мой пыл резко угасает.

– К тому же, сюда едут люди со всей страны, – продолжает объяснять. – Ты знаешь, что они на себе привезли?

– Поняла, – печально вздыхаю.

Разумом понимаю, Леша прав. Но сердцу разве ж прикажешь?

Острое желание поскорее увидеться с сыном всё равно никуда не исчезло. Чем ближе звук от металлических колес по плитке, тем сильнее оно становится.

Сердце отбивает барабанную дробь.

– О! Вы здесь! – в палату заглядывает та самая медсестра, которая собиралась в реанимацию.

– Да, – сдержанно произносит Леша.

При посторонних он становится строгим и чужим. Будто не имеет ко мне никакого отношения.

Прям, как Хмельницкий. Два сапога пара, блин!

– Все в порядке? – кивает в сторону коридора.

Я вижу уголок кроватки, детскую макушку и сердце замирает. Застываю на месте, забывая дышать.

– Да, – отвечает медсестра. – Принимайте.

Глава 28. Василиса

Не смея дышать, смотрю, как моего мальчика завозят в палату. Степа молчит и не двигается, лежит так спокойно, как никогда.

Сначала виднеется макушка, затем уже могу рассмотреть ручку, она привязана к металлической перегородке, чтобы малыш сам себе не навредил.

Хочется сорваться с места, кинуться вперед, обнять сыночка, поднять на руки, прижать к груди и не расставаться больше с ним никогда-никогда! Расцеловать всего-всего! Защекотать и утонуть в задорном детском смехе, смеяться вместе и купаться в лучах счастья, что плещутся у Степки в глазах.

Но я стою. Не дышу. Лишь наблюдаю.

Медсестра и нянечка аккуратно, словно на матрасе лежит не ребенок, а самый хрупкий на свете предмет, завозят кроватку и устанавливают рядом с моей койкой. Степка не двигается и даже не шевелится, лежит смирно будто спит.

Не могу больше стоять. К сыну хочу! На негнущихся ногах делаю шаг вперед.

– Постой, – Леша