Когда мы были осколками - Акация Блэк

В них горит голод.

И кажется, угроза расплаты за то, что я с другим. Почему мысль о том, что он накажет меня, заставляет меня замереть в предвкушении?

– Ты его знаешь?

– М-м?

Он указывает подбородком на мучителя, который все еще смотрит на меня. Нет, он слишком горд для того, чтобы отводить глаза.

– Лиам Дэвис, – поясняет он. – Владелец «Арены». Я читал о нем статью в «Нью-Йорк таймс».

Владелец? Статью?

В выражении лица Кельвина появляется что-то, что я не успеваю распознать, потому что к нашему столику подходит официант с фужером шампанского на подносе.

– Комплимент от владельца заведения.

Вот сволочь. Фужер один.

– Похоже, он не такая безжалостная акула бизнеса, как о нем говорят, – бросает Кельвин и поджимает губы.

Тогда почему мне кажется, что он вполне мог бы разорвать меня на кусочки и оставить умирать на берегу, вырвав из груди окровавленное сердце?

Я едва смачиваю губы этим нектаром, прежде чем поднять бокал в его сторону. С виду – чтобы поблагодарить его, а на самом деле – чтобы объявить войну, в которой он проиграет, и я с удовольствием на это посмотрю.

– Кажется, он тебя знает, – не сдается Кельвин.

– Это мой босс.

– Вот оно что! Ну конечно, и как я сразу не понял?

Он бросает еще один взгляд на Лиама и добавляет:

– Он к тебе пристает?

– Что, прости? – переспрашиваю я, чуть не поперхнувшись слюной.

– Просто он… как бы тебе сказать… он выглядит так, словно мечтает увидеть тебя на коленях под своим столом.

Мне кажется или это ревность?

– Поверь, мы с ним заклятые враги. Если бы не риск увольнения, я бы разбила этот фужер об его башку.

– Даже так?

По его тону ясно, что он мне не поверил. Я его не виню. Я и сама себе не верю.

– Ага. Это совершенно точно акула бизнеса, которой движет только корысть. Нам друг друга не понять.

Это настолько наглая ложь, что мои щеки теплеют, и я прошу:

– Давай лучше полюбуемся видом?

Напряжение спадает с его плеч, и он берет меня за руку, чтобы подвести к смотровому биноклю. Пока Кельвин восторгается открывшимся зрелищем, я застываю, почувствовав, как чья-то рука властно опускается мне на поясницу. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому она принадлежит. Будто мое тело по старой памяти, даже после стольких лет, накрывает покой, стоит ему меня коснуться. Глаза закрываются, пульс замедляется… А потом, пока Кельвин стоит в пяти сантиметрах от нас, Лиам прижимается губами к моему уху. Его акцент и низкий голос тут же пронизывают меня электрическими разрядами:

– Не вздумай спать с ним сегодня. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Я резко распахиваю глаза.

Но его уже нет.

Глава 12. Луна

– Это токсичная маскулинность, Луна. Ты сказала ему, куда он может свой совет засунуть? – возмущается Кэм.

– Тс-с, – раздраженно шипят за нами.

Кэм, заведенная после рассказа, оборачивается, готовая рвать и метать.

– Ой! Держите, – говорит она, протягивая руку женщине. – Я только что обнаружила ваш нос… в своих делах.

Пока Камилла ругается с незнакомкой под рекламу в кинотеатре, читаю с телефона статью, о которой говорил Кельвин. В памяти отпечатывается каждое слово. Путь Лиама, его лейбл в Чикаго, инвестирование в разные проекты и фрагменты его прошлого. Наименее трагические. В одном абзаце говорится об отношениях с матерью, крестной и ее дочерью, некой Софи. Чем ближе конец статьи, тем больше сжимается мое сердце. О Чарли нет ни слова. Как и о том дне, события которого, несмотря на молчание между нами, навсегда повисли над нашими головами дамокловым мечом. Теперь каждый раз, когда я вспоминаю о Шарлотте Дэвис, мне приходится глотать слезы. Но я отправляю свое сожаление в самый дальний уголок сознания.

Странное жужжание заставляет меня вскинуть голову. На моих глазах Камилла ныряет в сумочку и безо всякого стеснения достает оттуда фиолетовую секс-игрушку, чтобы выключить ее. Я прыскаю.

– Почему ты разгуливаешь с этим в сумочке?

– Это из-за дебильной статьи, которую меня заставила писать начальница, – ворчит она. – Мне надо протестировать десять игрушек, чтобы выявить лучшую.

– Да, но это не отвечает на мой вопрос.

– Я просто забыла ее вытащить.

Шокированная увиденным, женщина за нами пересела на другое место. Кэм нахохлилась, усаживаясь поудобнее.

– Почему не сказать ей, что ты хотела бы писать более серьезные вещи?

– Потому что даже после двух долгих лет пахоты на эту газету я, судя по всему, все еще считаюсь несмышленышем. Надо заткнуться и хавать, что дают. Вообще-то бесит меня не столько тема, сколько подход к ней. Я могла бы написать о том, почему индонезийские власти их уничтожают например, или о том, почему их запретили в Саудовской Аравии, но эта королева-мать даже слышать об этом не хочет.

Подруга всегда была инициативной и преданной своему делу, поэтому мне грустно видеть, как ее мечта превращается в кошмар наяву.

– Ты могла бы уйти на фриланс.

Она надувает губы и потирает пальцами, намекая на деньги.

– Там много не заработаешь, Лулуковка. Мне даже на мою долю аренды не хватит.

– Мне что, нужно произнести тебе нашу мотивационную речь, чтобы напомнить тебе, кто ты есть?

– Я для этого слишком трезвая.

Она пронзительно взвизгивает, когда я ее щиплю, и все поворачиваются на нас. Да, зал битком.

– Ладно, пока ты ищешь огненную тему, сразу скажу, что эта игрушка – дерьмо полное, – говорю я, указывая подбородком на сумку.

Кэм стонет, разрываясь между желанием поиздеваться надо мной и посочувствовать.

– Я их почти все протестировала, – добавляю я, поигрывая бровями.

– У тебя все получится, – подбадривает она меня, роняя голову мне на плечо.

– С игрушками – да. Но с мужчинами все иначе. Я не чувствую себя…

– В безопасности.

Да, я получаю удовольствие. Но разум не дает расслабиться. Когда кажется, что я уже близко, что могу коснуться пика кончиками пальцев, оргазм ускользает. Кэм я объясняла то, что со мной происходит, на примере воздушного шарика. Он надувается, становится больше, но стоит тебе на секунду отвлечься, сделать что-то не так, как он уже – фьють! – и сдулся. И так последние семь лет. В такие моменты я смотрю вдаль и жду, когда все закончится, злая и разочарованная оттого, что не могу избавиться от навязчивых мыслей и достичь нирваны.

– В каком-то роде… Это сложно. Когда я чувствую, что сейчас кончу, мне кажется, что я слишком обнажена, что уязвима, что сейчас я