Брак на небесах - Барбара Картленд

— Да, к сожалению, от этого не уйти.

Наступило молчание. Потом он спросил:

— Что вас тревожит?

— Я думаю, что, возможно, вы разочарованы тем, что я не выгляжу старше и солиднее. Я всегда представляла себе герцогинь очень высокими и статными, и, наверное, если когда-нибудь мне придется надеть одну из больших тиар Бакхерстов, я стану похожа на гриб боровик!

Герцог, как ни удерживался, не мог не расхохотаться.

— Абсолютно верно, и потому лучше нам ограничиваться небольшими венками и обручами, которые здесь имеются в достатке.

Сэмела внимательно взглянула на него и спросила:

— А вы не заметили того, который был на мне во время венчания?

Герцог решил, что лучше не лгать.

— Нет. А разве на вас был венок?

Сэмела вздохнула.

— Мне так хотелось, когда мы подъезжали с папой к церкви, показаться вам достаточно хорошенькой для того, чтобы выступать в роли вашей невесты.

В ее голосе послышалась такое разочарование, что герцог был вынужден оправдаться:

— Понимаете ли, я нервничал, ведь я впервые венчался, а, впрочем, возможно, из-за сотрясения мозга я просто забыл свои впечатления о венчании.

— А для меня оно было поистине… потрясающим!

Но тут же, словно испугавшись своей восторженности, Сэмела поспешила сказать:

— Я сохраню свое свадебное платье и, когда вам станет получше, надену его, чтобы вы увидели, какое оно красивое. А возможно, я буду надевать его в каждую годовщину нашей свадьбы, если только не потолстею.

— Это, по-моему, вам не грозит.

По тону герцога девушка не могла понять, было ли это комплиментом, но не успела задуматься об этом, так как их позвали обедать.

Обед был подан в помещении, называвшемся в доме герцога «малой столовой», очень симпатичной комнате овальной формы, декорированной Робертом Адамом в его любимых тонах, напоминающих зелень листьев, с нишами, в которых стояли мраморные скульптуры, изображающие богов.

— Когда вы сидите здесь, не возникает ли у вас такого ощущения, что вы — один из богов на Олимпе и находитесь здесь в окружении других богов?

— Уж не возвели ли вы меня из рыцаря-крестоносца в сан Аполлона или Зевса?

— Конечно, Аполлона! Помните, как хорош он там, где изображен вместе с конями?!

Герцог рассмеялся.

Когда они оживленно заспорили, были ли лошади у греков так же хороши, как чистокровные английские скакуны, он подумал, что Сэмела находит все новые темы для разговора и ему приходится напрягать свой мозг, чтобы не ударить лицом в грязь и достойно вести диалог и отвечать на ее вопросы.

Он уже узнал, что она не только любит лошадей и верховую езду, но и весьма сведуща в коневодстве.

— Откуда вы почерпнули столько сведений о лошадях лорда Дерби? — спросил он, когда они углубились в эту тему.

— Благодаря папе. Хотя сам он не мог позволить себе держать таких лошадей, он ежедневно читал помимо «Таймс» и спортивную газету.

Бакхерст решил, что, видимо, она также читала отчеты о его выступлениях в парламенте и, должно быть, от корки до корки изучала спортивные газеты, чтобы стать настолько сведущей в областях, в которых он сам был докой.

— Мне сказали, что, пока я спал, вы успели осмотреть конюшни.

— Я не могла удержаться. Мне еще не доводилось видеть таких изумительных лошадей! Я долго беседовала с Рыжим Строптивцем, и, по-моему, он пообещал мне, что больше не будет себя так вести с вами, как в прошлый раз.

— Если вы сделаете его ручным, я буду ужасно раздосадован.

— Не думаю, что это возможно, — серьезно ответила Сэмела, — но если он снова поступит с вами как тогда, у меня… не выдержит сердце.

Герцог заметил, что при этих словах у нее дрогнул голос. Но он решил, что не стоит обращать на это внимание.

Его отнюдь не радовало, что любовь его молодой жены к нему растет день ото дня: он боялся, что, когда он вернется к нормальной жизни, ей тяжело будет привыкнуть к его отлучкам.

«Я не хочу сделать ей больно, — думал он. — Но у меня должна быть своя жизнь, и ей придется примириться с этим».

Когда они пообедали, он физически ощутил ее возбуждение в предвкушении совместной прогулки, и это показалось ему очень трогательным.

Женщины, с которыми он прежде проводил время, испытывали возбуждение лишь от того, что он желал их, а Сэмела, напротив, была взволнована желанием доставить ему удовольствие и поделиться наслаждением от зрелища распускающихся орхидей.

Ему пришло в голову, что было бы интересно посмотреть, как она отреагирует, если он преподнесет ей подарок. Тут он вспомнил, насколько был рассеянным, ничего не подарив ей даже ко дню свадьбы.

Сэмела открыла дверь в оранжерею, построенную в начале предыдущего века и служившую блестящим примером архитектурного стиля эпохи королей Георгов.

Через высокие окна пробивались яркие солнечные лучи, бросавшие блики на лепестки цветов, целиком заполнивших длинное узкое помещение всем богатством оттенков цветочной палитры и оттененных темной зеленью пальм и экзотических кустарников, с которыми с недавнего времени экспериментировал герцог.

В центре оранжереи журчали струи воды в каменном фонтане. Когда они подошли к нему, Сэмела вложила свою ладонь в руку герцога, и он увидел захватывающую картину — бело-розовые орхидеи, привезенные им из Индии. Они были такими миниатюрными, очаровательными и трогательными со своими обращенными к солнцу звездообразными лепестками, что у герцога мелькнула мысль об их удивительном сходстве с Сэмелой.

Выходило, что, когда он нашел их в Индии и привез в Англию, он думал о ней.

Он крепко сжал ее ладонь и ощутил волны радости и возбуждения, исходившие от нее. Он также чувствовал, что она с нетерпением ждет его реакции.

Он молчал, и наконец она тихо спросила:

— Вы… довольны?

— Я восхищен! И, думаю, поскольку они еще не названы, следует их назвать вашим именем.

Сэмела ахнула:

— Вы серьезно… вы правда хотите это сделать? О, какой подарок! Спасибо… спасибо!

Герцог обернулся: ее лицо было обращено к нему, глаза сияли, и ему показалось, что радость так захлестнула его жену, что она готова броситься ему на шею и расцеловать.

Ему вдруг показалось, что сейчас подходящий момент для того, чтобы впервые поцеловать ее, но в эту самую минуту их прервали: в оранжерею вошел Хигсон.

— В чем дело? — спросил его герцог.

— С визитом приехала баронесса фон Шлютер, — запыхавшись, сказал дворецкий. — Ее милость говорит, что оказалась по соседству и очень хотела бы переговорить с вашей светлостью перед возвращением в Лондон.