Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева

Нет, тихо. Никто не хлопает наружной дверью…

Каждый раз, когда слышались шаги в коридоре, я вздрагивала. Но это был не Матвей.

Время тянулось, на улице уже стемнело. А он все не приходил и не приходил. Я вдруг вспомнила, что должна была работать сегодня вечером в школе. Но даже не вздрогнула от этой мысли. Что там люди, которые собрались и ждут меня, если могут расстрелять самого дорогого моему сердцу человека?..

За окном было уже темно. И в комнате стало прохладней. По ногам гулял сквозняк. К тому же, я еще и нервничала. Поэтому скоро зубы начали выбивать дрожь.

Я разулась, забралась с ногами на кровать и уткнулась в подушку – голова была тяжелой, и держать ее у меня не было сил. Чувствовала себя изнуренной как после тяжелой болезни. Натянула на себя одеяло… Ну, и вскоре заснула… Нет, не заснула, а провалилась в какое-то забытьё. И мгновенно очнулась, как только Матвей вошел в комнату. Села. Встать – не было сил. Я боялась, что по его движениям пойму: ничем помочь Алексею он не смог…

Матвей пересек темноту, сел рядом со мной на кровать. Помолчал. Я напряженно ждала, боясь спросить и услышать самое страшное.

Наконец парень проговорил тихо:

– Все хорошо. Его перевели в другую камеру, для пересмотра дела. Если он будет разумным и подпишет сотрудничество с новой властью, его выпустят.

Он повернул ко мне лицо. Я не видела его взгляда в темноте, но опустила глаза. Мне казалось, что он догадывается, КТО действительно для меня Алексей. Потом тихо поблагодарила:

– Спасибо!

Матвей помолчал, раздумывая о чем-то, потом все-таки задал опасный для меня вопрос:

– Кто он? Твой бывший жених? Ты любишь его? – голос его дрогнул.

– Нет… Я же объясняла тебе: он мой родственник.

– Я спросил его… Он тебя не знает…

– Не знает?! – в моем голосе было неподдельное разочарование – я как будто услышала себя со стороны. Потом собрала волю в кулак и попробовала предположить: – Он просто не хотел меня ввязывать в эту историю.

– Может быть, – тихо отозвался Матвей.

Встал. Прошелся по комнате туда-обратно. Я чувствовала: он очень взволнован. Матвей остановился напротив меня и произнес тихо:

– Ложись спать. Я сбегаю к твоим, предупрежу, чтобы не волновались, – помолчал, потом добавил: – Утром поговорим.

Неожиданно страх сжал мое сердце. Я вскочила и испуганно схватила Матвея за руку.

– Ты ведь ничего с ним не сделаешь? – выдохнула я в порыве чувств, и тут же поняла, что выдала себя полностью.

Матвей несколько секунд стоял неподвижно, и мне даже показалось, что я вижу гнев в блеске его глаз. Потом осторожно высвободил свою руку.

– Ложись спать. Я не собираюсь ничего устраивать за твоей спиной.

Что мне оставалось делать? Только поверить ему…

Я послушно вернулась к постели, села, опустила голову на подушку, закрыла глаза. Но напряженно продолжала прислушиваться. Он постоял немного, потом вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь…

55

Я погрузилась в сон немедленно…

И мне приснились мама, папа и Никита. Они сидели у моря на шезлонгах. День стоял яркий, солнечный (хотя бы во снах я вижу всё, погруженное в солнечный свет; в жизни давно уже не так).

Мама сказала:

– Где-то Сашенька задерживается. Пора бы ей уже вернуться.

Папа ответил:

– Не страшно. Еще часа четыре до темноты. Вернется.

Я увидела во сне себя. Как будто иду к ним и говорю:

– А вот и я.

Но они меня не слышат и не видят. Смотрят все также на море, разговаривают о каких-то пустяках, а меня не замечают.

– Мамочка, папочка, я здесь! – повторяю я.

Та же реакция.

Никита громко кричит:

– Ветерок!

Выскакивает из кустов наша собака и бежит к нему.

Я думаю:

«Ну, собака уж точно меня заметит!» – и радостно разворачиваюсь к ней.

Однако Ветерок проносится мимо и не обращает на меня никакого внимания.

Я оборачиваюсь к своей семье. Но уже никого нет на пляже. Пусто. И погода изменилась. Черные тучи на небе, большие волны.

– Мамочка! Папочка! Никита! – испуганно кричу я, но никто не отвечает.

Вдруг на большом расстоянии от себя я вижу фигуру, бредущую по пляжу. Лица не видно – слишком далеко. Но неожиданно меня озаряет догадка: только одного человека я могу встретить здесь – Алексея.

Я бегу навстречу. Только между нами вдруг возникает что-то невероятное. Ветер закручивает темно-серые клубы пыли и полностью закрывает от меня Алексея. Однако остается надежда, что если я буду идти прямо, мы обязательно встретимся. И я иду. Иду. И иду. И мне кажется, что никогда и никого больше не смогу увидеть из той далекой прошлой жизни. Что я заблудилась в этом водовороте времени. Меня безжалостно засосало в него, как легкую щепку. И начинаю плакать: горько, безнадежно.

И как будто ветер сжалился надо мной. Столб темной пыли падает вниз, и я тут же вижу Алексея.

Радуюсь, подбегаю к нему. Но он протягивает вперед руку растопыренной ладонью ко мне, как бы показывая: не подходи близко! Я останавливаюсь, замираю, вглядываясь в его лицо. Он не улыбается. Смотрит на меня холодно, отчужденно. Потом произносит:

– Да, я знаю тебя, но я не хочу тебя знать! Запомни это.

И повернувшись ко мне спиной, уходит в неизвестно откуда упавший на берег туман. Мое горло как будто сжимает чья-то рука. Я не могу вымолвить ни слова. Просто смотрю в оцепенении ему вслед. Но сердце плачет и спрашивает:

– Почему?!

Туман исчезает на какое-то время. Я вижу спину художника, а он, как ни странно, слышит мой немой вопрос. Останавливается, оборачивается, долго, в молчании, глядит на меня издали. Даже как будто неведомая сила приближает нас опять друг к другу, чтобы я могла увидеть его холодный, отчужденный взгляд.

Я хочу успеть сказать ему о своих чувствах. Но Алексей опережает меня.

– Не говори ему обо мне, – только это слышу я, и он исчезает во вновь упавшем сверху тумане.

Я, пытаясь удержать его, делаю шаг вперед и … проваливаюсь в темноту, во мрак. Чувствую, что лечу вниз, но после того, как любимый человек отверг меня, мне уже ничего не страшно…