Психи - Энн Шеридан

который посещал твою квартиру за последние три месяца, был твой домовладелец, и даже он хочет, чтобы ты ушла. Твои так называемые друзья в клубе и так тебя не замечают. Они просто злятся, что ты не пришла на смену и их заставили тебя прикрывать. У тебя никого нет, даже дорогой папочка не придет за тобой. Для них ты все равно что труп. Хотя, наверное, не помогло то, что мы подписали свидетельство о твоей смерти, а новость о твоей безвременной кончине облетела все новостные ленты страны. Это была особенно неприятная смерть. Поверь, никто не надеется, что такое хрупкое создание, как ты, смогло бы выжить.

Я качаю головой, когда спиной ударяюсь о дальнюю стену, и ко мне возвращаются те далекие воспоминания о том, как они вторглись в мою квартиру. Леви и Маркус смеялись над историей, которая просочится в новости. Это было ужасно. Что меня убили и бросили в неглубокую могилу, чтобы дикий медведь пришел и разорвал мое тело на части. Не осталось бы ничего, кроме полосок плоти.

— Тебе это с рук не сойдет.

Роман подходит ко мне, его большое тело оказывается на одном уровне с моим, когда его голова наклоняется вниз. Кончик его носа скользит по моей щеке, когда его рука обвивается вокруг моей челюсти, следуя изгибу к затылку.

— В том-то и дело, императрица, — бормочет он низким и убийственным тоном, когда я чувствую, как его теплое дыхание касается моей кожи. — Нам уже сошло.

10

Мрачный сумрак окутывает мою комнату, и я снова остаюсь одна, чтобы пережить долгую, страшную одинокую ночь. Только на этот раз я не совершу такой глупой ошибки, как позволить себе уснуть.

Слова Романа крутились у меня в голове всю ночь. Нам уже сошло. Но он прав, им это сошло с рук. Я облажалась. Буквально никто меня не ищет. Черт возьми, это начало моей третьей ночи, и я готова поспорить, что ни один чертов человек даже не знает, что меня нет, хотя новость о моей смерти, которая была опубликована, точно не помогла бы. Мир и так думает, что я мертва, так зачем им вообще пытаться меня искать? Есть даже подписанное свидетельство о смерти и все такое.

Обо мне уже забыли.

Должно быть, уже далеко за полночь, и я ловлю себя на том, что смотрю в потолок. Тяжелая цепь все еще свисает с потолка, однако Роман взял крюк, который свисал с ее основания, хотя я понятия не имею, зачем. Не то чтобы я могла что-то с ним сделать. Он был бы умнее, если бы взял цепь, но на самом деле такая большая цепь слишком тяжела для меня, чтобы возиться с ней. Поэтому вместо того, чтобы потратить день на то, чтобы придумать, как использовать ее в своих интересах, я провела долгие часы в одиночестве, используя нож Маркуса, чтобы разрезать его оставленную рубашку на миллион крошечных кусочков.

Нож лежит в моей ладони с той самой секунды, как Роман выбежал отсюда, и все, на что я была способна, это думать о том, как бы мне хотелось оставить ему такой же шрам на другом глазу. Хотя подобные мысли только заводят этих ублюдков.

Гребаный ад.

Я вскакиваю на ноги и начинаю расхаживать по маленькой комнате, пока волны неконтролируемого гнева захлестывают меня. Я должна убираться отсюда. Я должна… блять. Я даже не знаю. Это слишком. Тот крошечный огонек надежды, который ярко горел в моей груди, погас и превратился в пепел.

У меня ничего нет. Я обречена доживать остаток своей короткой жизни, страдая от рук братьев ДеАнджелис.

Опустошение тяжело ложится на мои плечи, и я опускаюсь на колени, чувствуя, как они задевают неровный камень подо мной. Я опускаю голову на руки, когда слезы начинают наполнять мои глаза и струиться по щекам. Тяжелые рыдания вырываются из глубины моей груди, и у них едва появляется шанс вырваться наружу, прежде чем дверь распахивается и в комнату врываются трое братьев.

Я вскидываю голову, когда страх пронзает меня, слезящиеся глаза затуманивают все вокруг.

Они бросаются на меня, когда я замечаю их черные толстовки и ужасающие маски, полностью закрывающие их лица. Мой пронзительный крик разносится по комнате, отражаясь от стен и эхом разносясь по длинному коридору. Меня хватают за руки, и я пытаюсь разглядеть, кто есть кто, но темнота слишком сурова, слишком неумолима, и они используют ее в своих интересах. Их отчетливые черты скрыты, не оставляя ничего, кроме их преследующих глаз, которые умоляют меня попытаться дать им отпор.

Я пытаюсь отстраниться, но их пальцы на моей коже подобны тугим тискам, их невозможно сдвинуть с места, когда они отрывают меня от пола. Вокруг меня слышны звуки потасовки, и все происходит чертовски быстро. Я едва успеваю опустить ноги, как черный мешок надевают мне на голову, а рука сжимает спину, подталкивая к двери.

Я еле поспеваю за их широкими шагами, пытаюсь кричать, но какой в этом смысл? Никто меня не слышит, и я чертовски уверена, что никто не придет. Пальцы впиваются в мои руки, и без предупреждения я отрываюсь от пола ровно настолько, чтобы мои пальцы ног волочились по камню, пока братья поднимаются по лестнице.

Меня отпускают с тяжелым стуком, единственное, что удерживает меня на ногах, — это рука, упирающаяся в поясницу.

— КУДА ВЫ МЕНЯ ВЕДЕТЕ? — Кричу я, паника в моем тоне ясна как божий день.

Единственный ответ, который я получаю, — это сжатие их пальцев, впивающихся в мою кожу, и сильный толчок. Звук их шагов по камню меняется, и внезапно мои ступни касаются гладкого прохладного пола. Мы должны быть в пространстве, которое я назвала бы старым бальным залом, предполагая, что парни ведут меня в том же направлении, в котором Леви вел меня вечером на званый ужин. Хотя я быстро научилась не делать никаких предположений.

Мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, я гадаю, что, черт возьми, они планируют со мной сделать, когда меня резко дергают влево. Я натыкаюсь на одного из парней, который быстро поднимает меня на ноги.

— Осторожнее, — низкий звук грохочет по комнате, звук отражается от стен и дает мне понять, что мы, должно быть, находимся в большом пустом пространстве, вероятно, очень похожем на бальный зал. Хотя я понятия не имею, был ли этот комментарий адресован мне или одному из братьев.

Звук