Из Злодейки в Толстуху - Ева Кофей, Елена Элари

— Кто такие?

Светка смеётся, уверенная, что Ирочка ей подыгрывает.

— Твои лучшие подружки! — и тянется, чтобы поцеловать её в щёку.

— Ты как-то странно выглядишь... — не выдерживает Вика, хотя и намеривалась бросить привычную фразу про худобу и про то, что Ирочка выглядит идеально и ничего менять не нужно.

Хотя, она и вправду похудела... Странно.

— А, — оглядывает их Изида, — подружки, ну, чего ещё от Ир ждать... С женщинами водиться только дура может. С чем пожаловали?

— Эм... о себе уже в третьем лице? — кривится Светка, намереваясь проскользнуть в дом. — Советы от психолога, что ли? Ну, мало ли... Ты говорила, что хочешь самооценку поправить, я помню. Но что-то не верю я в эти всякие техники...

Изида останавливает её, вцепившись в руку и вытолкнув к лестничной клетке без особых усилий.

— Да что с тобой такое? — Вика отскакивает на шаг назад.

Изида задумывается, выдыхает и шепчет:

— Овечки проклятые... Я, — произносит едва ли не по слогам, повышая голос, — сейчас не хочу никого видеть. Если полезное что-то хотите сделать, тогда — да. Что надо?

Света достаёт из сумочки бутылку шампанского и большую шоколадку, с орехами, как Ира любит, и обиженно поджимает губы.

Изида вздыхает и морщится всем лицом, что ей не идёт совсем, но характер выражает.

— Ладно, но недолго!

И Светка с сомнением и немым вопросом глядит на Вику, как бы решая, а не обидеться ли им?

Вика и сама не знает, с другой стороны, уходить сейчас как-то... Неинтересно? А обидеться и после можно.

— Ой, — Светка интересуется, — а Артёмка дома, Ир?

Изида гаркает из зала:

— Выгнала барана!

Света округляет глаза и, пользуясь тем, что Ира далеко, шепчет, заходя в коридор:

— Может она уже выпила? Блин, выгнать его... это ж какую совесть надо иметь! — и повышает голос, обращаясь к Ире, снимая сапоги, а потому слегка запыхавшись: — А куда он пошёл? С женой ведь не сошёлся снова? Не позволяй ему! Знаю, ты в это особо не лезешь, но, согласись, она ведь стерва стервой!

— Да плевать мне! Вы мне лучше скажите, это нормально, что он, баран, на жопе сидел, не работал, мою еду ел?

Изида при том машет руками и уклоняется от призрачных ударов.

У Светки заедает собачка на замке сапога, а потому отвечает она всё ещё из коридора.

— Конечно, он же твой брат! Оправится, встанет на ноги, и пойдёт на работу. Он совестливый, я знаю. Ему наверняка самому не нравится на твоей шее сидеть. А всё тварюга эта виновата!

— Хм, — раздаётся звонкое и оскорблённое за её спиной. — А он у нас, значит, белый и пушистый?

Кира, бывшая жена Артёма, стоит на пороге в коротенькой белой шубке. Стройная, будто сошедшая с обложки журнала. В аккуратной шапочке, из-под которой заметны чёрные, постриженные под каре волосы.

Она обводит всех презрительным взглядом кристально-голубых глаз, облизывает накрашенные, полные губы, и отступает.

— Подожду, пока вы уйдёте... Ира, я вернусь через часика два, будь дома! И не волнуйся, я не скандалить пришла. А то братец твой вечно меня истеричкой выставляет. Чтобы, — бросает на подруг Ирки колючий взгляд, — всяким клушам мне косточки перемывать приятнее было.

***

Кира сидит на детской площадке и, запрокинув голову, смотрит в сторону окон Ирочкиной квартиры.

Как же глупо всё это вышло...

Она надувает губы, как-то совсем по-детски, ловит себя на том жесте и тут же одёргивает. Ей всегда хотелось казаться лучше, чем она есть, вести достойную жизнь, иметь образцовую семью. А что в итоге она получила? Неплохая работа, но пара кредитов, подрастающая дочь, вся в отца, судя по всему, и муж тюфяк. С котором образцовой семьи быть просто не может.

— И не надо говорить, что муж голова, а женщина шея, — говорит она голубю, что крутится вокруг её ног.

Она поворачивала в разные стороны, но мужа всё сильнее отворачивало от неё. Как-то раз он разобиделся и сказал ей, что достиг бы большего и уже давно, будь у него поддержка, а не вечные недовольства с её стороны. Что, каким бы он ни был, Кире будет мало. Что она недовольна по жизни. И всё в таком духе.

— Зато он доволен...

Приходил, как дурак, радостный, бесился с дочерью, смотрел свой чёртов футбол. И ведь... особо не обвинишь его ни в чём, кроме отсутствия роста, самосовершенствования. Он застрял. И не хотел это менять. А Кира хотела. И в итоге они стали такими разными, такими несовместимыми.

Кира вздыхает и поднимается с качельки, чувствуя себя всё глупее. Жаль машина осталась на парковке через дорогу. Идти туда по слякоти так лень...

Она находит глазами беседку и спешит к ней, к тому же... Очень приспичило. Так часто у неё случается, видимо, из-за нервов.

А в такие моменты желание быть лучше куда-то улетучивается. По крайней мере, очень приглушается. Тем более дворик здесь тихий, безлюдный...

Она заходит в беседку, брезгливо морщит свой аккуратный носик, когда под сапожками хрустят окурки и шелуха семечек. Осматривается по сторонам и пристраивается возле одной из скамеечек, под прикрытием самой непроглядной стены. Как раз в тот момент, когда с другой стороны к ней заглядывают и вопрошают с неописуемой радостью в голосе:

— Дорогая?!

Кира сцепляет зубы, краснеет от стыда и негодования, и вскакивает на ноги, натягивая штаны.

— Какая я тебе дорогая?! Думаешь за тобой пришла?

Артём пятится назад.

— А это, что? Я слышу, как бутылки звенят, — тычет она пальцем в белый пакет в его руках. Тут главное, обвинить первой, перевести ракурс... В самом-то деле, разве она сделала что-то ужасное? А он, вот он-то!

Артём прячет пакет за спину и отступает ещё на шаг.

— Это не моё, я другу несу...

— Да, как же! С чего это вдруг, и в благодарность рюмку не опрокинешь? Я то думала, ты страдаешь здесь, пытаешься что-то сделать, а ты совсем деградируешь?!

— Да для Сергея я в магазин сходил. Живу я с ним!

Кира открывает рот, чтобы высказать что-то ещё, но лишь хлопает губами, как рыба на суше.

— Вместе?

— Ну да... — передёргивает он плечом.

— И ты так просто мне об этом говоришь?!

Артём некоторое время молчит, затем краснеет