Бестселлер на троих - Маргарита Аркадьевна Климова

— Последнюю ночь на конференции я провела не одна, — признаюсь ей, пытаясь подать информацию помягче.

— С Артёмом? — хитро улыбается, облизываясь как кошка.

— Хуже, — подталкиваю её к правильному варианту.

— С Маратом? — выгибает в удивление бровь.

— Ещё хуже, — на пару секунд прикрываю глаза, собираясь с духом. — С обоими.

Вижу, как у Надьки брови медленно тянутся к линии роста волос, как вытягивается лицо, а губы складываются в красивую, ровную букву «О». Да, Надюша, я та ещё…

Глава 30

Марат

Меня всё время преследует её запах, вызывая нездоровое слюноотделение и неподконтрольный стояк. Карамелька высказывает свой протест по поводу моего нахождения здесь, а я смотрю на шевелящиеся губки и представляю, как они елозят по моему члену.

Единственное желание расстегнуть ширинку, намотать волосы на кулак и вторгнуться в соблазнительный ротик, мяукающий ненужную хрень. Удерживают только гипс на ноге и фарфоровая бледность лица. Что ж, подожду, пока её выпишут, заберу на свою площадь и там проверю возможность горла один на один.

Оставляю Аниту, когда её дыхание выравнивается, а состояние плавно переходит в сон. Оставляю дежурным Верховина и возвращаюсь в гостиницу, не переживая, что они сейчас вдвоём. С успокоительным, вколотым Тумановой, бродить в царстве Морфея она будет скорее всего до утра.

Перед тем, как подняться в номер, захожу в ресторанчик напротив. Кофе в больнице и в гостинице дерьмо, да и кроме завтрака ничего сегодня я не ел. Делаю заказ и лениво осматриваю зал. За соседним столиком сидят две горячие блондинки, и судя по горящим взглядам и заинтересованным улыбкам не прочь перевести ужин в горизонтальную плоскость со мной.

Рисую в фантазиях, как одну пялю сзади, а вторая вылизывает в этот момент мне яйца, но в паху всё спокойно до тошноты и ноль реакции на красочные картинки. Вот как? Рядом с ведьмой снаряд рвётся из ствола, достаточно подёргать ноздрями по ветру, а тут перед глазами деликатес четвёртого размера и упругие, накаченные гелем губки, которые до блеска отполируют младшего дружка, но он воротит от них головку.

— Может, составите компанию? — поднимает бокал та, что постройнее и почебуречнее.

— Ночь будет интересная, — вторит ей сдобная подружка, играя мясистыми прелестями.

Хочется завыть. Ещё три недели назад, употребив лёгкий ужин и поднакачавшись виски, который «ой-ой, мы не пьём», они бы ползали у меня в ногах и подставляли все дырки. А сейчас я обречён. И самое страшное — возможно до конца своих дней.

— Без меня, — отказываюсь, выпуская из лёгких воздух, материализующийся в жалобный стон. — Мой дружок верен своей пещерке.

Твою мать. До чего дошёл. Признаюсь левым девицам в своей импотенции. Но лучше заранее оправдать оплошность красивым предлогом, чем нарваться на предложение воспользоваться таблеточкой.

— Очень жаль, — тянет сдоба, складывая губы в утиную прищепку. — Можно было хорошо провести время.

Можно, но моё хорошее времяпровождение лежит в больнице под присмотром инфантильного Артёма, который не может при бабе связать двух слов. Наверное, потому и пошёл с ним на этот спор, полностью уверенный, что оставлю его глотать пыль. Вряд ли за полгода запоя у него развился до красноречивости язык.

Аппетит пропадает от этих мыслей и от настоящего облома. Отправляясь на фестиваль, рассчитывал затащить Аниту в постель и мстить ей всю ночь, а лучше сутки. Сейчас же сижу в одиночестве и пилю на мелкие куски стейк, разминая его в фарш с цветной капустой.

После кофе заказываю коньяк и, заправившись, поднимаюсь в номер. Прохладный душ иголками бьёт по спине, смывая пыль незадавшегося вечера. Всё сегодня через одно место, и я стараюсь быстрее уснуть, чтобы завтра начать двигаться к задуманной цели.

Кажется, мне снится разомлевшая карамелька, извивающаяся на шёлковых простынях и ласкающая своё тело. Руки томно гуляют по бёдрам, вязко тянутся по животу, смачно сдавливают грудь, потирая друг о друга соски.

— Раздвинь ножки. Покажи себя, — хриплю, замирая от открывающегося вида.

Почти вижу влажную плоть, пухлые, розовые губки, мутные капельки возбуждения, и видение идёт кругами по воде, растворяясь от резкого стука.

— Марат, открывай, — параллельно долбёжке раздаётся голос Верховина. — Поговорить надо.

Матерясь, впускаю его, в надежде быстрее выпроводить. За окном только занялся рассвет, располосовав серыми линиями через жалюзи комнату.

— До утра не ждёт? — недовольно бурчу, стягивая с кровати покрывало и наматывая его на манер тоги.

— Не хочу пить в одиночестве, — тоскливо заявляет Артём, выставляя на журнальный столик две бутылки вискарика. — Составишь компанию по старой дружбе?

Потираю глаза, окончательно просыпаясь. Не похоже на Тёмыча такое времяпровождение. Беспричинно Верховин не пьёт, а в запой предпочитает уходить в одиночестве. Достаю из бара стаканы, с грохотом опускаю на стеклянную поверхность, недовольно посматривая на соперника.

— Оставил Туманову без присмотра? — дозирую нам на два пальца и, стукнув прозрачными стенками, опрокидываю в себя.

— Она захотела побыть в одиночестве, и я пообещал не тревожить её до обеда, — цедит мелкими глотками Артём, морщась и передёргивая плечами.

— Не боишься, что сбежит? — подаюсь вперёд, разливая по второму кругу янтарную жидкость.

— Куда? — отмахивается. — В чужом городе и с гипсом на ноге?

Дальше мы бухаем в тишине, плавая каждый в своих мыслях. Не знаю, куда занесло Верховина, а я, почему-то, мусолю нашу общую ночь. Расползаемся, когда серые полосы разбавляются золотистыми мазками. Меня штормовой волной сносит на кровать, собутыльник растекается по дивану.

Всё-таки, спиртное — это зло. С бодуна голова кажется килограмм на десять тяжелее, кровь пульсирует в висках, тошнота стоит на уровне глотки, от недомогания тело бьёт крупная дрожь. Рожа красная, в глазах полопавшиеся сосуды. Артём выглядит не лучше, и мы часа два приводим себя в божеский вид.

В больницу приезжаем ближе к четырём, бездарно просрав половину дня. Зайдя в палату, замираю, качнувшись от не успевшего притормозить товарища. Вместо стройной и хрупкой карамельки, матрас продавила здоровая бабища.

— А где? — дёргаю медсестричку, протиснувшуюся следом.

— Выписалась ещё утром. За ней приехала подруга.

Поворачиваюсь к Тёме и не знаю, чего хочется больше — придушить или отбить почки. Можно в морду дать и добавки под дых, а потом добить ногами и положить под бок бабы в велюровом халате.

— Пообещал? Король долбоёбов! — хватаю за грудки помятой рубахи. — Где теперь будем искать?

Чувствую, как болезненные импульсы из головы стремительно переползают в зону паха. Изголодавшийся дружок, которому пообещали вот-вот заветную пещерку на длительное пользование, дёргается в истерике. В ней готов заколбаситься и я. Нахрена открыл ночью Артёму дверь и поддался на пьяные