Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 - Кира Туманова

создавался специально для Зои Михайловны. Без терапии она, скорее всего, уже умерла. В среднем такие пациенты живут около семи лет. Зоя Михайловна находится у нас уже девять…

- Девять? И я ни сном, ни духом!

Меня опять охватывает злость на отца. Вот гадёныш! И скрывал ведь от меня… Хотя, он от меня столько скрывал, что после его смерти меня просто накрыло скелетами, выпавшими из его шкафа. Интересно, что ещё мне предстоит узнать?

- Наверное, у Станислава Эдуардовича были на это свои причины. – Гематогеныч пожимает плечами. – Но хочу, чтобы вы знали, Кирилл, - наклоняется ко мне ещё сильнее, его глаза странно блестят с синем свете, заливающем лабораторию. – Он был хорошим человеком. И если бы не он…

- Да срать я хотел на ваше мнение! – Горячась, вскакиваю, и Гематогеныч ловко отодвигает от меня какую-то стеклянную плошку. – Он задолбал своими тайнами. Секретные дочки, секретные бабки, секретные разработки… А на самом деле, он был редкостным козлом, и мне стыдно, что я ношу его фамилию.

- Он знал, что вы так воспримите. Поэтому написал вам письмо, просил передать после смерти. Лекарство от рака ему не помогло, но мы доработаем препарат, и поможем другим…

- Какое на хрен лекарство! Он умер, потому что был старым козлом, и мне жаль, что он не сделал этого раньше!

Стою, сжимая руки в кулаки. Тяжело дышу.

Это страшно, когда дети желают смерти родителям. Это неправильно! Они должны помогать, заботиться и поддерживать. Но проклинать, даже после смерти – никогда. И сейчас меня рвёт на части от того, что я впервые в сердцах решился сказать то, о чём думал в последнее время. Да, я бы хотел, чтобы он умер сразу после моего рождения. Лучше расти в детском доме, чем с ним!

- Посмотрите, - Гематогеныч невозмутимо подставляет под микроскоп плошку, которую я чуть не уронил, крутит какие-то винтики.

Немного стыдясь своей вспышки, для вида прикрываю глаз и смотрю в тёмное отверстие.

Херня какая-то всё двоится, ничего не понятно.

- «Феникс» показывает отличные показатели. Тау-протеин…

- Угу, - обрываю его, отрываясь от микроскопа. На лекцию по занимательной биологии я не записывался. – Это всё очень интересно, но я здесь при чём?

- Недостаток финансирования вынуждает нас свернуть некоторые программы. А Зоя Михайловна – очень дорогой пациент. Мы приняли решение, что дальнейшее восстановление она должна проходить в домашних условиях.

- Ну уж нет! – машу ладонями, - у меня даже и квартиры нет. Решайте проблемы финансирования, вы директор, в конце концов.

Разворачиваюсь к выходу и уже берусь за ручку двери. Всё это классно, увлекательно и очень полезно, наверное.

Только ко мне не имеет отношения. Пусть делают, что хотят. У меня и так настроение после обретения бабульки испорчено, не хочется тусы, мечтаю только вернуться домой и обняв подушку, провалиться в сон. И забыть обо всём, что я здесь видел. Вязаные следочки со снежинками, задравшуюся на бедре ночнушку и дикие крики.

- Я директор, и я так решил! – Гематогеныч выпрямляется и с вызовом смотрит на меня. – Вы заберете Зою Михайловну, и каждую неделю будете отчитываться о её состоянии, заполняя тесты.

- Да пошли вы! – Цежу сквозь зубы. – Вам меня не заставить.

- А я заставлю!

Мы стоим, как два ковбоя друг напротив друга. Каждый уверен в своей правоте и никто не собирается уступать. У меня даже пальцы дёргаются непроизвольно. Так и вытащил бы из его кармана торчащие оттуда бумаги о назначении, а потом плеснул в лицо содержимое плошки с драгоценными тау-протеинами.

- Вы сами подписали согласие о том, что согласны нести ответственность за свою родственницу…

- Что? – округляю глаза. – Вы мне вместе с приказом подсунули ещё и это? Я вас засужу!

Хорош, блин, юрист! Даже не читал то, что подписал.

- Не получится, у нас тоже юротдел неплох!

- Мне некуда её, не понятно что ли?

- Ей нужны условия, близкие к реальной жизни…

- Вот и обеспечивайте их!

Ладонь, лежащая на ручке двери дёргается, кто-то пытается войти в лабораторию. Не успеваю убрать руку, как к нам влетает запыхавшаяся Анюта. Она всегда так носится что ли?

- Глеб Германович, Зоя Михайловна… - мы оба перестаём орать друг на друга и поворачиваемся в её сторону. Анюта молча открывает рот, держась за грудь. Пытается сказать что-то, но дыхание сбивается. Наконец, произносит. – Зоя Михайловна хочет видеть внука.

Если бы меня сейчас треснули по башке, даже в этом случае, я бы опешил меньше. Эта бабуля что-то отражает? Я-то думал, что её больше интересовал торт, а не я.

Гематогеныч смотрит на меня с таким видом, будто выиграл миллион в лотерею:

- Я же говорю, её состояние с каждым днём всё лучше. Ей нужна семейная обстановка…

- Так что ей сказать? Она волнуется.

- Ладно, пойдёмте… - Бурчу недовольно. – Попрощаюсь с бабулей.

Глава 25.

Тайна - пленница, если ее бережешь ты. Ты у тайны в плену, лишь ее разболтал.

Кир

Ниссан еле тащится по дороге. Я не включаю музыку, боюсь. Я, блин, даже чихнуть боюсь или высморкаться. Потому что не знаю, к чему это приведёт. Может хрупкая бабулька на хрен локтём выбьет стекло и вывалится на дорогу или начнёт орать опять. Я тогда сам выбью стекло.

Кошусь на неё. Вроде сидит тихо, ручки лодочкой держит на коленках. Довольно улыбается и смотрит в окно. Не как счастливый спаниель, которого везут на дачу, но всё-таки вполне позитивно.

Сам не понимаю, как позволил втянуть себя в эту авантюру. Договорились с Гематогенычем, что заберу её на недельку и привезу обратно, они отследят динамику по каким-то тестам. Обратно я её не заберу – пусть сами придумывают, что делать дальше.

Жалко её стало. Живой человек всё-таки, родственница. Вдруг, и правда, что-то случится, если я буду рядом. Выздоровеет или, как говорит Гематогеныч, «станет стабильной».

Не знаю, как долго у неё периоды просветления длятся, но «внуком» она меня признавала ровно до того момента, как села в машину. Потом заулыбалась, повернулась к окну и всё…

Хрен знает, что у неё в башке.

- Санитарная остановка нужна?

Молчит, смотрит в окно.

Надув щёки, с шумом выдыхаю воздух.