Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов

— Ну и что? — спросила я, отнимая от глаз бинокль.

— Посмотри повнимательнее на того, что в шапке, — со змеиной улыбкой на тонких бескровных губах сказал Николай Николаевич.

Я снова нашла домик, машину, мужиков. Они размахивали руками и очевидно спорили. Бумаги трепетали на мокром ветру у того, что был в шапке. Я вгляделась в его лицо и чуть не выронила бинокль. Это был Игорь. Мой Игорь.

— Не может быть… — прошептала я.

— Может, может, — злорадно сказал Николай Николаевич.

— Как он сюда попал? — требовательно спросила я, подозревая его в очередной какой-то немыслимой инсценировке.

— А он здесь работает, — не сдержал довольной улыбки Николай Николаевич.

— Кем работает?.. — прошептала я, всматриваясь в лицо того, что в шапке.

— Заведующим главным приемным пунктом артели «Пятое декабря» Горвторсырьепромсоюза, — с готовностью объяснил мне Николай Николаевич.

«Все понятно, пронеслось у меня в голове, он нашел человека, похожего на Игоря, и теперь пытается меня спровоцировать. Не выйдет!» Зачем спровоцировать, на что он может рассчитывать, — об этом я в тот момент не думала.

— А кто это? Как его зовут? — требовательно спросила я.

— Это Игорь Алексеевич Исаев, член-корреспондент Академии наук, практически академик, лауреат всех премий и страшно засекреченный человек. А это… — он обвел мусорный ландшафт широким жестом, — это и есть его страшно секретный космический объект…

Он все врет, утвердилась я в своем мнении. Это точно двойник. А где же Игорь? Боже мой, неужели этот гад с ним что-то сделал?!

— А почему мы смотрим на него издалека, в бинокль? — подозрительно спросила я.

— Если он нас заметит, то тут же уйдет. Там у него такие ходы и выходы заготовлены…

— Я вам не верю! — сказала я, не отнимая от глаз бинокля. — Если это и в самом деле он, то я хочу говорить с ним.

— Разве тебе еще не все ясно? — насмешливо спросил Николай Николаевич.

— Пока я сама с ним не поговорю, мне ничего не ясно, — твердо сказала я.

— Хорошо, — сказал он, — ты с ним поговоришь…

— Сейчас, — уточнила я.

— Хорошо, ты с ним поговоришь сейчас… — раздраженно сказал Николай Николаевич. Он не привык, чтобы ему перечили или на чем-то настаивали.

Он затащил меня за сарай и сказал несколько слов своему водителю. Тот вышел из машины на гравийную дорогу и остановил первый попавшийся самосвал. Переговорив с шофером, он махнул нам рукой.

— Пошли, — сказал мне Николай Иванович.

Он подсадил меня на высокую ступеньку, ведущую в кабину, поднялся сам и снял фуражку. Коротко бросил шоферу:

— Дворники выключи.

— Чего? — не понял шофер и опасливо покосился на полковничьи погоны.

— Я говорю: дворники выключи. Подъедешь к конторе, прямо к самому крыльцу.

— Так точно, товарищ полковник! — повеселел шофер, поняв, что ему лично этот десант ничем не грозит.

Он выключил дворники и прибавил скорость.

— Не гони, — сухо сказал Николай Николаевич.

Через несколько секунд изморозь сделала лобовое стекло матовым. Шофер даже опустил стекло на своей дверце и высунувшись высматривал дорогу. Около конторы машина встала.

— Значит так: быстро выходим и без разговоров прямо в контору. Все ясно?

— Да, — сказала я.

— Пошли, — сказал, надевая фуражку, Николай Николаевич.

Он распахнул дверцу, по-военному молодцевато спрыгнул на землю и протянул мне руку. Я оперлась на его руку и осторожно сошла в немыслимую грязь. Мы быстро поднялись на крыльцо, прошли в полутемный коридор, освещенный одной тусклой лампочкой. Из-за полуоткрытой двери впереди слышался крепкий, сочный, но беззлобный мат. Это был голос Игоря. Откуда-то сбоку выросла безмолвная фигура Василия, тоже в ватнике, но без головного убора. Он, расставив руки, попытался преградить нам дорогу, но Николай Николаевич страшно прошипел:

— Стоять!..

Василий вжался в стенку.

Мы прошли мимо него к полуоткрытой двери, откуда несло табачным дымом, перегаром, потом, килькой и луком.

Я вошла первая. Вокруг обшарпанного письменного стола, застеленного мятой газетой, стояли и сидели человек пять образин, одетых кто в чем, но одинаково безобразно. На начальническом месте лицом к двери сидел Игорь.

На газете стояли две бутылки водки, залапанные стаканы, консервные банки с кильками; одна из них, уже пустая, дымилась окурками, разрезанный на четвертинки прямо с кожурой лук, покрытая омерзительным жиром ливерная колбаса, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Все это запечатлелось в моем мозгу с фотографической точностью после единственного беглого взгляда.

Мое появление было настолько внезапным, что Игорь в первое мгновение или не узнал меня, или оцепенел от неожиданности. Кто-то из его собутыльников успел уважительно воскликнул:

— Ни хуя струя — одни брызги!

Кто-то засмеялся.

Тут вслед за мной вошел Николай Николаевич, и все замолчали. Игорь (теперь, увидев его вблизи, без шапки, я воочию убедилась, что это он), смертельно побледнев, медленно поднялся и попятился к противоположной стене. В последнюю секунду я разглядела, что там есть оклеенная замасленными обоями, сливающаяся со стеной дверь. Игорь рванул ее на себя и скрылся за дверью.

— Пойдем, — бросил мне на ходу Николай Николаевич и направился к двери, за которой скрылся Игорь.

Мы вышли в какое-то помещение, заваленное мотками толстого медного провода, из него в другое, с полками, забитыми всевозможной тряпичной рухлядью, запакованной в гигантские сетки, напоминающие авоськи. Там отвратительно пахло сыростью и плесенью, из этого помещения мы по пали в коридор, в котором только что были. Дверь на крыльцо была открыта.

— Что я тебе говорил? — спросил Николай Николаевич.

Мы вернулись к кабинету заведующего. Прежде чем в него войти, я прочитала табличку, висевшую сбоку на стене: «Заведующий центральным приемным пунктом Исаев И. A.»

Когда мы вошли в кабинет, все лишнее со стола было убрано. Остался лишь тошнотворный запах. На месте заведующего сидел Василий. Остальные работники почтительно стояли вдоль стены. В рукаве одного из них чадила папироска, Все молчали.

— Когда будет заведующий? — неизвестно для чего вдруг спросила я.

— Его сегодня уже не будет, — ответил мне Василий, и от звука его знакомого голоса ситуация обрела окончательную реальность.

Я повернулась и, стараясь не вдыхать в себя липкий воздух, выбежала на крыльцо. Николай Николаевич, не сказав работникам приемного пункта ни одного слова, вышел вслед за мной.

22