Матч-пойнт - Настя Ненастьева

Обе любили гулять у моря, слушали одну и ту же музыку, поступили в этот университет не от большого желания, а скорее из-за того, что нужно было. Кате – чтобы жить под присмотром у деда, а не оставаться одной в столице. Ну а Яна готова была поступить куда угодно, лишь бы уехать от бабушки, потому и подала документы в этот вуз, особо не перебирая варианты.

Как и Яна, Катя еще не познала настоящей любви, но вот только Яна искала ее и влюблялась в каждого второго мальчишку, а Кате за всю жизнь так никто по-настоящему и не приглянулся. А самое главное, что девочки могли доверить друг другу самое сокровенное, несмотря на то что обе не привыкли делиться личным из-за пережитой в детстве гиперопеки.

Яна Чижикова была местной, жила в области и за всю жизнь никогда не выезжала за ее пределы. Отца не знала, мать решила строить личную жизнь с новым мужчиной и ненужного на тот момент семилетнего ребенка всучила своей матери. С тех пор Яна росла в постоянных ограничениях, довольно странных для ребенка. Бабушка навязывала ей свои религиозные взгляды: вместо сна до обеда по воскресеньям – утренний подъем в церковь, постоянные посты, сменяющие друг друга, из-за которых у Яны был хронический недовес и нехватка витаминов. Яна дождаться не могла, когда поступит в город и уедет в общежитие, подальше от «заботливой» бабушки. Катя не представляла, каково это, подруга всегда говорила ей, что имеет особое отношение к глубоко религиозным людям. Что они не такие, как все. Да, они не оставят тебя в беде, как не оставила бабушка Яну, взяв внучку. Но своей помощью они превратят ее в настоящую катастрофу!

– Интересно, почему Аверина перевели именно на наш факультет? Почему не на «международку», где учатся богатенькие? – задумчиво пробормотала Яна, накручивая на палец вьющийся темный локон. – Или вообще заочку. Учиться же можно и заочно…

Катя оставила ее вопрос без ответа, несмотря на то что ей и самой было интересно. Действительно, с такими финансами для новенького были доступны разные варианты, вплоть до заграницы. Странно, что его перевели именно сюда. Или же он сам захотел? А почему? Катя мотнула головой, прогоняя мысли: какое ей вообще дело до того, что в головах у богачей? Пусть хоть на Луну переводится!

– Интересно, какой он… Кстати, ты же не отмечаешь отсутствие Аверина? – поинтересовалась подруга.

– Ну конечно не отмечаю, – расплылась в милой улыбке Катя, про себя хитро хихикая: «Вот еще!»

Уже заранее, даже не познакомившись с новеньким, она приняла его в штыки. А вот пусть! Пусть он столкнется с суровой реальностью и узнает, что не везде и все решают связи и деньги. Прежде всего Кошкина за справедливость: хочешь чего-то – делай это, как и все. Заслужи хорошее отношение к себе.

И все же червячок любопытства точил Катю изнутри. Глядя на всех девчонок, которым не терпелось посмотреть на новенького, она, сама того не осознавая, поддалась всеобщей заинтересованности. А вдруг она его уже видела сегодня? Например, когда тот шел в спорткомплекс или деканат. Почему нет? Она-то до сих пор не запомнила в лицо даже всех первокурсников, о студентах старших курсов и речи не шло.

Подперев щеку рукой, Катя представляла: какой он? Может, такой же блондин, как она? Ну нет, это вряд ли. Такого северного типажа тут днем с огнем не сыщешь, но ведь Аверин и не с юга, наверное. Катя покосилась на лектора по экономике. А может, он как этот преподаватель? Лысый, пузатый, с кривыми зубами. Катя невольно фыркнула. Вот девчонки разочаруются, наверняка уже нафантазировали себе!

– Ты чего? – пнула ее в бок Яна.

– Да так, вспомнила одну шутку.

– Поделишься?

– В другой раз, – шепнула Катя, а сама подумала, что новенький наверняка будет очень даже симпатичным хотя бы потому, что он спортсмен. Или потому, что его мать – актриса, ведь некрасивых не берут в кино и театр. А что, если она поддастся весенней влюбленности и втюрится в него? Вот тогда точно будет не до шуток.

…На кухне отчаянно свистел чайник, какой-то музыкант из далеких послевоенных годов надрывно пел о том, что самолеты важнее девушек. Катя влетела в кухню и сняла чайник с плиты, на ходу свободной рукой хватая пульт от телевизора и убавляя звук.

– Дед! Когда-нибудь ты спалишь дом! – прокричала она в коридор.

Спустя полминуты в кухню, кряхтя, вошел дед. Высокий, кряжистый, с кудрявыми седыми волосами и мохнатыми, торчащими во все стороны бровями. На самом деле кряхтел он только из вредности и для показательных выступлений: старость нужно уважать. Несмотря на то что Семену Николаевичу было восемьдесят три, держался он очень бодро для старика. Да так, что незнакомые люди могли дать ему навскидку лет шестьдесят пять – семьдесят, не больше.

Дед в свои годы спокойно ездил на велосипеде, залазил на стремянку, чтобы обобрать вишню или яблоню, иногда по выходным выбирался на рыбалку. Год назад без чужой помощи сам сколотил новый летний душ во дворе – готовился к приезду внучки. Даже очки он не носил, чем каждый раз удивлял почтальонов, приносивших пенсию. «Это чтоб ни копейки не пропало, – пояснял дед. – А то развелось «мошейников», понимаешь ли. Так и норовят стариков дурить да миллионы воровать».

Миллионов, спрятанных в шкатулке, у Семена Николаича не имелось, а вот отменного здоровья – хоть отбавляй. Дед связывал это со своей первой профессией: в прошлом он был космонавтом. Недолго, правда, он им пробыл, ведь встретил Катину бабушку Люду. Они полюбили друг друга, сошлись, хозяйство появилось, за которым нужно было смотреть (бабушка отчего-то сильно любила кур, давала всем имена и вела с птицей беседы), а затем родилась и долгожданная единственная дочь. Тут уж не до полетов в космос, не до постоянных командировок, нужно было искать работу где-то на земле, поэтому и выбрал он самую «приземленную» – в колхозе водителем. Зато в приморском городе.

– Хорошо, что у меня есть внучка, – заявил дед без капли сожаления, сел за стол и показательно взял в одну руку вилку, в другую – нож, мол, готов ужинать.

Катя закатила глаза и поставила перед ним чашку и тарелку. Готовить дед Семен не любил, да и не умел. Когда еще была жива бабушка Люда, вся забота о доме, готовке, огороде и любимых курах лежала на ее плечах. Всегда. Когда она оказывалась в больнице, когда уезжала на север навестить Катину семью, дед мог по несколько суток ходить голодным. Да, кур и прочую живность покормит, но чтобы самому за готовку браться – никогда. То ли из-за принципов, то ли и правда не умел.

Но несколько лет назад бабушку забрал инфаркт, и Семену Николаевичу пришлось нести ответственность за все самому. И если с домашним бытом и садом (птиц пришлось распродать) он еще справлялся – пройтись веником по полу или подрезать яблони дело плевое – то готовить категорически отказывался, даже под страхом голодной смерти. «Бабское это дело», – всегда ворчал он и перебивался то бутербродами, то отварной картошкой, то сырыми овощами. Соседки, такие же пенсионерки, жалели старика и нет-нет да приносили ему что-то из стряпни по старой дружбе с бабой Людой.

Когда же к нему приехала внучка, дед оживился: вот теперь-то начнется полноценное трехразовое питание, как в санатории! Но не тут-то было. Из-за загруженности в университете Катя рано вставала на учебу, обычно ничем не завтракая, а возвращалась, как правило, когда на улице уже темнело. Максимум, который она могла из себя выдавливать – это макароны, и то день через день. Дед пытался приучить внучку к ее «бабским» обязанностям, но столкнулся с ее упрямым характером, после чего поник. Кате было жаль дедушку. Несмотря на то что он был из тех мужчин, которые только деньги в семью приносят, а сковородку берут в руки лишь тогда, когда в ней уже есть готовый ужин, он был хорошим и уважаемым человеком.

И Катя нашла выход из ситуации. Деду, который, несмотря на возраст, довольно неплохо ладил с современными технологиями, вручила дешевенький смартфон, куда установила приложение с различными доставками готовых блюд. И с тех пор по возвращении с занятий ее частенько уже ждала еда.

Так