Я не твое оружие. Академия Мастеров - Алекс Найт

Впрочем, вряд ли злодей явится прямо сейчас, чтобы в красках рассказать о причинах. Иначе бы я очнулась не в лаборатории академии. А это именно она. Здесь производят гладио для сильнейших мастеров страны, здесь они приходят в этот мир. Потому этот зал называют комнатой «пробуждения». И здесь заново родилась я. Иронично, меня сделали собственностью Традана.

— А ведь я могу завершить эту игру прямо сейчас! — произнесла гневно в пустоту помещения и вновь обратила руку мечом.

Острое лезвие коснулось светлой кожи шеи. Из раны показалась алая капля крови. Воспоминания ударили с особой силой. Пурпурная гостиная, кровь на бордовом ковре, слёзы на глазах и мучительная агония смерти в неизвестности о личности убийцы и судьбе дорогой подруги. Прошлое пробивало тело дрожью, пытаясь развеять мою решимость. Сердито выдохнув, я подавила порыв опустить оружие. Простояла так минут пять, углубляя рану, но ничего не произошло. Никто не пришёл. То ли не было наблюдателя, то ли он не поверил в мой блеф. Может, этот шаг и нарушил бы планы убийцы, но мне больше нравится наблюдать мучения своих врагов, а не только представлять их.

Хмыкнув, я развеяла оружие и размазала кровь по безупречной коже. Так-то лучше. Может, и лицо поправить, чтобы не выглядеть такой… сладкой? Мастера часто спят со своими гладио, а первая близость позволяет моментально закрепить связь. Иногда на такое идут, чтобы забрать себе более сильное оружие. Но мой опыт показывает, что уважение и внимательность к чужим нуждам формируют связь куда крепче. Мы с Лиис стали подругами в академии и пронесли свою дружбу через годы. Что с ней теперь? Жива ли она? Ведь выходит, что я умерла. Как мою смерть переживает Мария? Надо выяснить, но для начала разобраться в происходящем.

Я вернулась в лабораторию и миновала длинный зал с камерами, отметив про себя количество гладио в них, и перешла в соседнее помещение, небольшую комнату, заставленную стеклянными стеллажами с записями, реактивами и оборудованием. Здесь обычно проводили время инженеры, следили за развитием гладио, вели журнал наблюдений. Именно он меня и интересовал. К счастью, лаборатория охранялась, и внутри неё не стремились прятать документы. Нужная мне вещь нашлась прямо на столе.

— Месяц, — отметила я, присмотревшись к дате последней записи.

Прошёл месяц с моей смерти и несостоявшейся свадьбы. Тогда странно, почему создали столько гладио в середине учебного года.

Дальше я отыскала записи о себе по порядковому номеру своей камеры. И те оказались залиты каким-то раствором. Строчки почти расплылись. Подозрительно и очень интересно. Видимо, и здесь постарался мой убийца. Конрад, судя по всему, он же вызвал меня на тот разговор, что так и не состоялся, но стал для меня последним.

— И что же мне делать? — скрестив руки, я хмыкнула на непривычный размер груди.

Раньше она была удобнее. Как и всё моё тело… Привычное, любимое и ныне мёртвое. Шок постепенно проходил, накатывало осознание, наверное, поэтому глаза начали пощипывать слёзы. А ведь нет больше ничего, что делало меня собой. Осталась лишь душа, но в самом неудачном теле. Самое смешное состоит в том, что мне хотелось дать свободу гладио, но я не успела и сама угодила в ловушку положения живого оружия в Традане. Нет больше принцессы Джианны, она похоронена, как и её достижения, прошлые связи, мечты, тайные грёзы. Всё, к чему я многие годы шла упорным трудом и силой воли, забрали у меня за миг касания кинжала кожи. Один порез — и моя жизнь оборвалась. Но убийце оказалось этого недостаточно, он поймал мою душу, вырвал глаза и вложил украденное в новое тело.

Судорожно выдохнув, я мотнула головой и зажмурилась. С ресниц соскользнули капли слёз. Горячие, особенно на фоне холода лаборатории. Я не плачу, королева должна быть сильной, но… сегодня день моего рождения в новом теле, потому можно позволить себе слабости. Ненадолго, лишь на пару мгновений. Меня лишили всего, но не моего характера, скверного, будем честны. Я это так просто не оставлю. Убийца ещё пожалеет, что решился надо мной надругаться.

Но начинать надо с малого, например, не помешало бы одеться. Мне досталось не просто тело, а настоящее оружие, но оно тоже мёрзнет. Вот только встаёт вопрос объяснения моего раннего пробуждения. Гладио приходят в этот мир растерянными, как и все дети, они не идут одеваться и причёсываться. Я вновь присмотрелась к журналу. Завтра утром планировали выведение из сна. Пожалуй, разбудим всех раньше, и инженеров, и охрану, ну и гладио, само собой. Нечего разлёживаться, раз я не сплю.

План сформировался, можно было приступить к его воплощению. Первым делом я окончательно испортила журнал, скинув на него реактив с полки. Естественно, есть дубликат в накопителе, но, думаю, убийца разобрался и с ним. Дальше я прошлась по камерам с гладио и переставила таймер пробуждения, ну и вернулась в свою «материнскую утробу» в ожидании начала представления.

Таймер подошёл к нужному моменту, как раз когда мне удалось удобно устроиться. Раздались щелчки, звуки разгерметизации и громкие вздохи юношей и девушек. Как и я только недавно, они выныривали из физраствора и растерянно озирались. Ничего, скоро подоспеет группа поддержки, всё расскажет, подскажет, поможет и успокоит. Я не раз присутствовала при пробуждениях. Всё пройдёт по отработанной схеме.

Вскоре и мне пришлось выбраться из своей камеры, играя озадаченность внезапным «рождением», а там, изображая исследовательский интерес, оставалось задеть контур защиты. Скоро пройдёт тревога. А пока до нас добирались, обнажённые девушки и юноши принялись бродить по помещениям, кто-то даже пытался общаться между собой, а некоторые бормотали нечто непонятное на незнакомом языке. Такое бывает, иногда пробуждается память последка души, но она, как правило, быстро исчезает. Впрочем, говорунов я постаралась запомнить, мало ли, может, тоже разделили мою судьбу.

— Гладио! Прошу внимания! — большая железная дверь в дальней части помещения распахнулась, являя главного инженера лаборатории при столичной Академии Мастеров Алоиса Дикмана.

Высокий худощавый брюнет с мерзким въедливым характером. Гладио он любил больше, чем обычных людей, и те и другие отвечали ему взаимностью. Я искренне уважала этого учёного, и, казалось, меня он ненавидел куда меньше, чем остальных представителей человеческого рода.

— Не волнуйтесь, мои дорогие, всё хорошо, — доброжелательно улыбнулся Дикман, хотя общий растрёпанный вид и удивление в карих глазах говорили о высшей степени его шока.

На самом деле подобное на его практике уже случалось, он