Бестселлер на троих - Маргарита Аркадьевна Климова

— Слушай, меня тут Гречанин на ежегодный съезд позвал, так я озаботился, внёс за нас членские взносы и забронировал палатку, — Марат отрывается от виляющей бёдрами официантки и давит своим вниманием на меня. — Приводи себя в порядок. Стрижка там… Маникюр, педикюр, — морщится, наклоняясь и рассматривая мои кроссовки, будто сквозь них прорезались острые когти. — Егор обещал в этот заезд много курочек. Так что оторвёмся.

— Давай без меня, — слишком громко припечатываю донышко бутылки к столу, собираясь послать в пешее путешествие и клуб, и слишком навязчивого друга. — Не до курочек мне.

— В твоих интересах согласиться, — прищуривается Башаров, пригвождая почерневшим взглядом. Он младше на два года, но всегда умел верховодить. И эта чернота мне знакома. В ней вызов, власть, намерение поломать. — Знаешь же, что я могу долго и с упоением портить жизнь окружающим. Тебе нужно моё пристальное внимание? Сомневаюсь. Давай уговор. Мы едем на слёт, проводим три дня на природе, а потом делай, что хочешь.

Сложно не согласиться и не пойти на сговор. Лучше перетерпеть переизбыток башаровской энергии три дня, чем отбиваться длительное время палками. Недовольно искривляю губы в улыбке и киваю, лишь бы отстал. Сразу нахожу повод покинуть клуб. За день надо привести себя в подобающий вид. Не люблю мужиков с сальными патлами и колючей мордой, предпочитая короткую стрижку и гладко выбритое лицо.

— Оставляю тебя, Марат, — с удовольствием хлопаю друга по спине, приложив чуть больше силы для удара. — Займусь гардеробом и покупкой пены для бритья. В общем, ты развлекайся, а у меня стирка, сбор рюкзака… Шампунь кончился, а вместо геля для душа хозяйственное мыло, оставленное ещё дедом.

Спешу на выход, пользуясь мысленной паузой Марата, переваривающего весь бред, что я наговорил. Глотнув свежесть ночного воздуха, решаюсь отказаться от такси и пройтись пешком. Слишком долго мышцы не получали привычной нагрузки, и сейчас тело радостно восприняло быструю ходьбу. Башаров прав. Хватит хандрить, топить горе в бухле, прикапывать себя чувством ущербности. Надо встряхнуться, сменить обстановку, а после вернуться к работе. Не смогу писать, так хоть займусь редактурой. А осенью соглашусь преподавать в университете. Отец давно зовёт.

Глава 3

Марат

Жара, пыль с обочины, клубящаяся непроглядным облаком, вылетающим из-под колёс. Многокилометровая пробка в две полосы из тысячи автомобилей. Навигатор врёт, что осталось тридцать шесть минут до заданной точки, а Верховин жужжит на ухо, раздражая недовольством:

— Говорил тебе, что надо выезжать в шесть, а ты всё: «Успеем, проскочим». Проскочили.

— Куда-то торопишься? — не сдерживаю сарказма, награждая друга насмешливым взглядом. — Боишься, курочек разберут?

Он издаёт крякающий звук и смотрит на меня с осуждением. Не хватает только покрутить пальцем у виска, чтобы доходчиво показать, что Артемий обо мне думает. Но… Верховин до кончиков волос интеллигент, не позволяющий себе дурных знаков и матерных слов. Даже по пьяни самым жёстким словом, слетающим с заплетающегося языка, может быть в лучшем случае «дурак», да и то в порыве высшей грани гнева.

Тёмка всегда был таким. Мы учились с ним на одном курсе журфака. Я после школы, он, оттрубив два года в армии. Даже суровые будни казармы не смогли вбить в него второй русский язык простого народа, в отличии от меня. Мне для этого не понадобилось ни службы, ни общения с дворовыми пацанами. Я все знания юного архаровца проходил в семье, где каждую пятницу отец вползал в привычной позе — на четвереньках, бодая лбом дверь.

В таком состоянии ему под руку лучше было не попадать, но с четырьмя младшими сёстрами, ждущими внимания любимого папочки, сделать это было невозможно. Так что мои телеса испытали на себе и ремень, и провод, и тяжёлую руку. А уж сколько пришлось услышать в свой адрес на рабочем лексиконе, от которого скручивались кончики ушей…

В общем, Артемий предпочитал молчать, пряча за хмуростью неуверенность и мягкость характера, а я разбавлял нашу компанию вечными шутками и подколами, а также совершенствовался в искусстве обольщения прекрасного пола.

Именно тогда понял, что семья, дети, супруга, выедающая мозг десертной ложечкой, не для меня. Свобода — то, что я ценил больше всего. Привязанности, чувства, страдалки и розовые сопли стали запретными в моём арсенале. Более того, я бежал как от огня, от проявления женских слабостей. Познакомились, провели вместе горячую ночь или несколько, и сразу разбежались. Без телефонных номеров, без адресов, без обещаний.

Видел, как многие хотели продолжения и надеялись пробить брешь в моей броне, но стойко пресекал все попытки сближения, говоря, что женат и не собираюсь рушить ячейку общества. Да, врал. Я вообще научился красиво врать. Либо хорошую школу прошёл с отцом, либо написание фантастики с постапом развили полезный навык, но отличить правду от лжи не могла даже мама.

Ей тоже рассказывал сказки о постоянной девушке, на которой вот-вот женюсь, лишь бы она перестала приглашать молоденьких татарочек, являющихся дочерями многочисленных подруг родительницы. Только «вот-вот» затягивалось, переносилось на следующий год, а перед каждым семейным праздником моя придуманная невеста уезжала в командировку, или сорилась со мной на почве моих заплывов в творческий запой.

— Следующий поворот наш, — устало выдыхает Тёмыч, как будто мы едем на его горбу. — Достала жара. Искупаться хочется.

— И пивка холодного, — довольно потягиваюсь, кивая на холодильник, занимающий почти всё заднее сидение.

— Да, — соглашается со мной друг, звонко сглатывая слюну. — Под воблочку или тараньку.

— И горячих девчонок. Двух… Нет, лучше трёх…

Представляю, как сажаю одну рядом, а вторую между ног на колени, и в полной мере испытываю дискомфорт в штанах. Всё же хорошо придумал Егор устроить слёт цыпочек и пригласить покормиться друзей. Кто-то говорил, что самые отзывчивые и предприимчивые поэтессы и писательницы мыльных опер. Мысленно потёр ладони в предвкушение подтвердить это высказывание и найти свою горячую нимфу.

Километра четыре тащимся по наезженной полосе посреди леса, подскакивая на кочках и проваливаясь в ямы. Ещё несколько таких встрясок, и подвеске наступит трындец, но в данный момент это кажется сущей мелочью. Аромат хвои и прелой травы дурманит голову, свежесть приближающегося озера расслабляет мозг, разгружая после пробок и городской суеты.

Комары размером с кулак радостно влетают в открытое окно, почуяв свежую кровь, бутылки весело позвякивают в коробе, тянет горьковатым дымком. Разве может что-то сравниться с богатством нашей природы?

— Красота-то какая… — не сдерживается Артём, как только раздвигаются кусты и перед нами разливается искрящееся зеркало. — Давай искупнёмся, а потом свернём в