Соблазнение в академии - Ти Шарэль

Вера с Есенией пришли почти сразу после меня. Вчера я вернулась поздно и не успела рассказать, как прошла встреча с Аглаей и Марийкой.

"Ощущение, что подруги живут моей жизнью", — вдруг кольнуло виной.

Действительно, со всеми своими сложностями я совсем оторвалась от событий в жизни подруг. Только и делаю, что выливаю на них свои жалобы.

— Как ваш проект по… — я решила наверстать упущенное, но тут же столкнулась с тем, что не помню тему их работы по зельеварению.

— Снотворное, мы работаем над новым снотворным, — с лёгкой усмешкой подсказала Вера.

— И как продвигается? — я скорчила извиняющуюся мордашку, Вера покачала головой, возведя глаза к потолку, Еся захихикала.

— Нормально продвигается. Об этом мы и друг с другом поговорим. И тебе расскажем потом, когда защитим. Не тяни, мы слушаем.

— Сначала еда, — решительно заявила я, видя как Еся провожает мясной пирог голодным взглядом. — Потом разговоры. Скоро введу здесь закон как во дворце — пятнадцать минут тишины.

Но мы справились с едой быстрее.

— Тебя снова отвозил Ян? — Вера недовольно нахмурилась. — Не слишком ли его стало много в твоей жизни?

— Теодор расстроится, — поддакнула Есения.

Я прикусила губу. Мысли, что Тео был бы категорически против того, чтобы я оставалась с Градским наедине, посещали меня и раньше. Я умудрялась их прогнать, но сейчас наши поездки и переписка стали выглядели совершенно неуместными.

— Больше этого не повторится, — приняла я решение. — Пора заводить собственный экипаж.

"И водителя, ибо Черняхов ни за что не разрешит мне управлять самоходкой самостоятельно".

— Твоя мама забрала Машу домой? — Есения протянула руку и сжала мои пальцы.

— Да, — я грустно вздохнула. — Сестра не захотела даже прощаться. Винит во всем меня.

— А что сказал Большаков?

— Я не знаю. Мне пока ничего не говорят. Машу опрашивали тоже без меня, но в присутствии Аглаи.

— Вы хоть поговорили с Машей? Нет? А с мамой?

— Тоже практически нет. Мне, наверное, придется приехать к ним самой. Вот только когда…

— Кстати об этом, — Вера сложила салфетку и убрала на край стола. — Как прошла встреча с графом? Какой он?

— Красивый?! — голубые глаза Еси зажглись опасным огоньком, Вера показательно вздохнула.

— Не знаю, — сказала я и добавила, видя непонимание во взглядах подруг. — Честно, не знаю. Он не снимает маску. Говорит, что таков государев указ. Ему запрещено показывать лицо.

— Или он старый и страшный, — разочарованно протянула Есения.

— Не старый, это точно, — Вера покачала головой. — До тридцати пяти. Иначе был бы женат, правила одни для всех одаренных.

— Государь называл его "мальчиком", — негромко рассмеялась я, — но у него все, кто младше сорока — мальчики.

— Чем вы занимались?

— Ломали мой артефакт, — я протянула руку к сумке, что висела на спинке соседнего стула, и достала из нее испорченное зеркало.

— И зачем?

— Граф Вольский обещал починить.

— А он сможет? — Вера смотрела с сомнением.

— Говорят, Вольский гениален. Не хуже Офара. Вот и посмотрим.

21-е Листопада

— Нам придется поторопиться, — я листала страницы сценария и тихо паниковала. Это я надеялась, что тихо и незаметно, но мой помощник посматривал на меня с сочувствием. — Мирон, ты изучил эскизы? Все готово?

— Ещё со вчерашнего дня. У меня было время, я перетащил реквизит со склада.

— Спасибо! Осталось всего три понедельника, чтобы закончить записи. И мне нужно будет время, чтобы оформить окончательный вариант. Сегодня начнём с обряда принесения клятв.

— У тебя все хорошо? — Ян отделился от стены, которую подпирал, наблюдая за моей суетой.

— Да. Обычное волнение перед завершающим этапом. К зимним праздникам нужно снять ещё одну иллюзию, я обещала успеть.

— Тебя тревожит только это?

"Если бы".

— Да, — отложила сценарий и прямо посмотрела во внимательные синие глаза. — У меня все хорошо, я справляюсь.

Ян медленно кивнул.

— Начнём? — спросила я неестественно бодрым голосом. — Помнишь сценарий?

— Конечно.

Декорации для сцены были простыми: только высокий длинный ящик, который я потом заменю на алтарь, и белая хламида на Мироне, который будет изображать жреца.

Мне хватило одного прогона, чтобы убедиться, что Ян действительно хорошо ориентируется в сюжете и помнит реплики. Вторую попытку уже записывали.

Я видела церемонию в реальности несколько раз. На помолвку, в отличии от свадебного обряда, допускаются все желающие. Подозреваю, сделано это специально, чтобы продемонстрировать всем присутствующим величие и мощь храмовой магии.

— Испейте, — строго говорит Мирон и протягивает нам чашу. Сейчас в ней простая вода, а на настоящей церемонии — лишь похожее на воду зелье, рецепт которого храм хранит в строжайшем секрете.

Ян бережно берет чашу и подносит к моим губам, я осторожно пью, глядя поверх того нее в яркие глаза цвета самого чистого яхонта. Мужской взгляд согревает и успокаивает. Потом наступает моя очередь, и Ян отпивает из чаши, которую держу я. Сосуд закрывает лицо Яна, и я бегло осматриваюсь, чтобы записать обстановку. Но Ян уже отставляет чашу, и меня снова обжигает взглядом синих глаз.

— Капли вашей крови смешались в воде, теперь у вас одна кровь на двоих. Один дар, одна сила, одна жизнь.

Помолвка — это не свадьба. Ее ещё можно отменить, можно разорвать, но уже на этой стадии между будущими супругами начинают формироваться невидимые узы, которые навсегда закрепит свадебный обряд.

Одна сила, одна жизнь. Если гибнет один супруг, второй ослабевает навсегда. Долго болеет, иногда умирает от тоски. Так следом за мужем ушла Ирина, мать Павки и Мити. Если же супруг остается жить, то никогда не соединяется другим обрядом. Как не было подобного таинства между моим отцом и Аглаей.

Я сглатываю, внезапно меня охватывает священный трепет перед творящимся таинством. Я перевожу взгляд на алтарь и больше не свожу с него глаз. И вижу не белый картон, а исчерченный древними письменами черный камень. Символы едва заметно светятся, по ним живыми искорками пробегает энергия. Алтари считаются нерукотворными артефактами богов, и сейчас я верю в это без капли сомнения.

— Соедините руки и возложите их на камень, — голос жреца торжественен и громок. В нем звенит много силы и самая малость непонятной мне злости.

Ян берет мою руку и кладет на алтарь. Накрывает сверху своей ладонью. Поверхность кажется горячей и гладкой. Я с трепетом смотрю на наши соединенные руки и слушаю голос священнослужителя:

— Вода соединила ваши тела, камень соединяет дар, а я божьей властью соединяю ваши помыслы.

Одну руку жрец кладёт на мою