Врачебная тайна. Шанс на счастье - Кэти Свит

Разворачиваюсь и иду к своим. Меня никто не остановит. Пусть только попробуют!

Открываю дверь в палату, в коридорчике ставлю пакет с вещами, прохожу дальше, вижу Лису и Степку и мое сердце тает.

Вот они, смысл и цель. Те, ради которых стоит жить. Ради которых стоит бороться.

Палата погружена в полумрак. Вокруг тишина и полное умиротворение.

После всего, что сегодня увидел, я словно попал в другой мир. Там, где мне всегда будут рады.

Степа спит мирно посапывая. Малыш полностью расслаблен, его не беспокоят ни привязанные ручки и ножки, ни подключенные капельницы. У Степы глубокий сон, который ему сейчас необходим, как воздух.

Пусть отдохнет.

Лиса свернулась калачиком на нерасстеленной кровати и уснула. В руках зажат телефон.

Тут вдруг я понимаю, что мой сотовый выключен! Как меня забрали в камеру и изъяли личные вещи, так я его и не включал.

– Лиса, любимая моя, – шепчу. Эмоции кроют.

– Саша? – она открывает заплаканные глаза.

Глава 32. Василиса

Несколько раз подряд моргаю, но мое видение не испаряется. Тру глаза и снова смотрю вперед, но Саша не исчезает.

Радость стрелой пронзает сердце, губы расплываются в улыбке. У меня крылья вырастают за спиной.

Он здесь! Он приехал! Он будет со мной!

Какое же счастье!

– Саша, – произношу на выдохе и не могу сдержать рвущийся наружу всхлип. С приездом Хмельницкого все тщательно выстроенные преграды рухнули, обнажив испуганную и взволнованную душу.

Подскакиваю с кровати, спрыгиваю вниз и босыми ногами несусь к своему любимому.

Кидаюсь в объятия. Он меня ловит и крепко прижимает к своей груди.

– Ты пришел, – шепчу с облегчением. – Теперь все будет хорошо.

– Обязательно будет, родная, – заверяет, гладя меня по голове. – Обязательно!

– Угу, – киваю и прижимаюсь к любимому чуть сильнее.

Закрываю глаза, слушаю биение его горячего сердца, а у самой слезы так и льются ручьями из глаз.

Я держалась лишь до его приезда. Была сильной и смелой, четко выполняла указания врачей. Но теперь, когда Саша здесь, я больше не могу стойко выносить все трудности. Только рядом с ним я могу позволить себе немного расслабиться, стать уязвимой и ранимой, ведь знаю, он поддержит, поможет, соберет.

Я обязательно снова встану в строй. Обязательно вытащу Степочку! Но сейчас…

Сейчас мне очень плохо… Сейчас мне самой поддержка нужна.

Плачу и не могу остановиться, крепко сжимаю Сашину рубашку в руках и прячу лицо у него на груди.

Душу разрывает на части от боли. Я искренне не понимаю, за что эти все беды свалились на нас…

У Степочки кишка выведена на животик, Феденька с, по сути, чужими людьми для него. Мама в больнице, муж треплет нервы. Он ведь совсем недавно снова звонил и угрожал.

Я не представляю, как справлюсь со всем, что на меня навалилось. До сих пор не скатилась в истерику только благодаря поддержке родных.

– Ш-ш-ш, – Саша гладит меня по голове успокаивая. – Я здесь. Я с вами, – говорит с жаром, а я лишь крепче держусь за него.

У Хмельницкого большие проблемы на работе, я знаю. Случайно подслушала, как сплетничали медсестры про врача, который пошел против требований руководства, запретил впускать в операционную какого-то другого врача и потребовал, чтобы этого другого врача вообще не подпускали к пациентам.

Весь остальной персонал поддержал его требование, но никто против руководства открыто не пошел.

В отличии от одного.

Который начал открытый конфликт не только с нерадивым, судя по тем же сплетням, врачом и руководством, но и с мэром нашего города.

Подобное мог вытворить только Хмельницкий. И никто другой!

Даже мой брат не станет столь откровенно нарываться на неприятности. Он все сделает, как ему нужно, но гораздо тише и хитрее.

– Мы со всем справимся, – заверяет меня. – Не расстраивайся. Все будет хо-ро-шо! Не переживай, – добавляет после очередного моего шмыга носом.

Его заверения успокаивают, а уверенность придает сил. Я вновь начинаю ощущать почву под ногами.

– Стараюсь, – вздыхаю, душу слезы. – Но Стёпка… – поднимаю на Сашу глаза. – У него стома, – на последнем слове мой голос ломается.

Мне очень тяжело дается понимание в принципе, что это такое. И еще гораздо сложнее подобную реальность принять.

Это ж не просто шрам какой или ограничение в питании на какое-то время… Это пришитая к брюшной стенке кишочка ребенка! И теперь он все свои “большие” дела делает через нее.

– Знаю, – поджимая губы, кивает. – Пойми, у нас не было выбора…

Саша немного отстраняется, заключает мое лицо в ладони и смотрит прямо в глаза. Такое ощущение, что он видит мою перепуганное, израненное сердце и пытается своей любовью его исцелить.

– Лисенок, поверь, – произносит негромко, но в его голосе столько эмоций, что у меня аж перехватывает дух. – Стома – это был его единственный шанс на жизнь. Это крайняя мера, но без нее Степку было не спасти.

Закрываю на миг глаза, сглатываю вновь накатившие слезы.

Слова Саши пронзают сердце больнее тысячи острых ножей.

– Единственный? – шепчу. Я в полнейшем шоке.

И снова чувствую себя самой ужасной матерью на всей земле.

– Иди сюда, – Саша сажает меня на кровать, а сам присаживается на стул напротив.

Он держит мои руки в своих широких ладонях и смотрит мне прямо в глаза.

– Кишечник человека крайне капризен. У него, – кхм, – весьма тонкие настройки, которые очень легко сбиваются и крайне тяжело и долго настраиваются. Любое вмешательство извне способно привести к множеству проблем и осложнений, – продолжает, тщательно подбирая слова и пытаясь мне объяснить все на “пальцах”. – Все настолько сложно, что даже самая обыкновенная анестезия может спровоцировать его воспаление. Понимаешь?

– Угу, – киваю не зная, что на это сказать.

– А из-за того, что Степка проглотил монетку и она встала у него поперек, то содержимое кишечника не могло пройти дальше. Перистальтикой лишь нагонялась новая порция, плюс усиливались попытки все накопившееся протолкнуть, – у меня перед глазами возникает весьма красноречивая картинка.

Я вдруг вспоминаю, как из длинных воздушных шариков делают различные игрушки. Загоняют туда необходимое количество воздуха и перекручивают как нужно. Затем представляю, что будет, если загнать туда больше воздуха, провожу аналогию с кишечником и едой в нем. Мурашки по коже бегут.

– У него уже пошел некроз, Лис, – поясняет Саша. – Поэтому вывести стому был наш единственный путь.

Слова любимого причиняют большую боль, но я уже хотя бы понимаю почему это все сделано. И соглашаюсь с Сашей, что выбора, действительно, нет.

– Любимая, эта мера временная, – продолжает успокаивать