Попаданка по контракту, или Невеста короля - Мила Синичкина

Но какая-то не такая.

— Будет, конечно, милая, все будет, — отвечаю ей в той же манере, что и привычным фавориткам.

Мой ласковый тон сводится всегда к одному — ты, главное, успокойся, все будет. Но только у меня.

Атак нельзя. Король должен хранить верность своей супруге. По возможности.

Оговорки про официальных любовниц предписываются лишь тому времени, когда королева носит ребенка под сердцем. А для этого нужно этого ребенка еще сделать.

— Наверное, стоит пойти и помочь с укрепляющим отваром для вас, ваше величество, - Амелия резко меняет тактику, опускает глаза, накидывает на себя накидку и превращается в смиренную скромницу. — Мне самой не по себе после общения с таким количеством народа, я вас понимаю. Но ничего, отвар и я быстро поднимем вас на ноги.

Хитрую самонадеянную скромницу. Или попросту талантливую лицедейку, а иначе что я только что увидел, если это не мимолетный хитрый блеск в глазах принцессы:

— Ты права, Амелия, — провожу одними подушечками пальцев по ее щеке, борясь со ставшей уже привычной тошнотой, — как же мне повезло с тобой, — притворно вздыхаю. - Такая заботливая, красивая, умная... Чего еще желать?

«Свободы и избавления от навязанного», — раздается голос в моей голове.

Я начинаю к нему привыкать. А он уже не только советы по поведению дает, в диалоги влезает. Надо бы обеспокоиться, да никак.

— Спасибо, — на лице принцессы расцветает радостная улыбка, почти искренняя, но ключевое в этом — «почти», — мне с вами тоже очень повезло.

— Даже не сомневался, — отвечаю сдержанно.

Мы все-таки посещаем праздничный ужин. Повара старались, народ счастлив, надо концентрироваться на этом, а не на собственной головной боли и провалах в памяти. Да и среди людей моя тошнота уходит на второй план, отступает, как будто ее никогда и не было. Ведь мне не нужно уделять внимание одной лишь Амелии.

Но любая трапеза рано или поздно подходит к концу, но не будь я королем, если бы не придумал, как выйти из щекотливой ситуации.

— Ваше величество, — принцесса входит в спальную зону в полупрозрачном одеянии, — я сварила для вас укрепляющий отвар, — она протягивает мне бокал, наполненный темной жидкостью.

— Прекрасно, моя милая, — изображаю на лице улыбку, — давай выпьем вдвоем. Я налил тебе виноградный сок, ты примешь его из моих рук, а я отвар из твоих. И мы тем самым закрепим дневной обряд.

— Конечно, ваше величество, — отвечает Амелия, — но только, чур, пить до конца!

— Само собой, дорогая, само собой, — бормочу, не сводя глаз с девушки.

40.

Три, две, одна... И она успешно отключается.

Приходится поймать в полете за секунду до столкновения с полом, иначе с утра последует неминуемый вопрос по поводу того, насколько бурной была наша ночь, если у принцессы на затылке огромная шишка. В общем, будет немного неудобно. Хотя такая прыткая девушка вполне может оказаться искушеннее меня.

— Ох, чего же ты такая тяжелая, знал бы, предложил выпить, сидя на кровати, — ворчу, затаскивая принцессу на наше «ложе любви». — Отлично. Теперь тебя раздеть, раздеться самому и можно отдыхать, попутно размышляя о том, что происходит вокруг.

Не испытываю никаких моральных мук по поводу того, что раздеваю незнакомую девушку. Судя по запаху укрепляющего отвара, она хотела не только подлечить «дорогого суженого», но и подчинить своей воли. Я хоть и король, а увлечение у меня очень полезное, не зря я был мастером по отварам во времена юности. Для смешивания ингредиентов в нужных пропорциях много магии не нужно.

Располагаю девушку и задумываюсь на секунду — стоит ли изображать на белоснежных простынях лишение невинности, или Амелия наутро сама не поверит в то, что такое возможно, поскольку уже не является девственницей? Я, конечно, не лекарь, но определённые подозрения у меня имеются.

В итоге решаю не мудрить, в конце концов, у всех разная физиология, и море крови никто не обещает. Но простыням лучше бы быть не белыми, а красными. Ладно, уже ничего не поделаешь.

Раздеваюсь и ложусь на свою половину кровати. В целом, если не касаться ни одним сантиметром кожи моей дорогой невесты, то и тошноты нет, а в голове сохраняется ясность. Один этап я выполнил, но что делать дальше? И, как назло, голос в голове молчит. Сдается мне, сейчас можно положиться только на него. Из тех, кто рядом, во дворце, все под подозрением.

Внезапно в потайную дверь покоев кто-то стучит.

Хм, очень интересно, кто бы это мог быть, учитывая, что этот путь почти никому не известен.

Спешно прикрываю наши с принцессой бедра тонким покрывалом и едва успеваю закрыть глаза, как маленькая неприметная дверка приоткрывается, впуская неожиданного со всех сторон гостя.

— Амелия, как ты? Получилось справиться с Сесилом? — спрашивает шепотом Мишель, мой драгоценный брат и советник. —Ох, - видимо, он уже имеет возможность лицезреть нас во всей красе.

Освещение в покоях отсутствует, ночь, интим, и все из этого вытекающее, но зато полная Луна из незашторенного окна позволяет рассмотреть детали происходящего. Мишель, кажется, именно этим и занят, потому что я слышу мягкие шаги вокруг нашей кровати.

На миг я испытываю острый приступ тревоги, ощущая брата нависшим надо мной. А если он сейчас возьмет и решит убить спящего? Мне стоит больших усилий, чтобы не открыть глаза и не выдать себя, со всех сил дышу ровно и размеренно, а контролировать собственные глаза, чтобы они не выдавали, я давно научился.

Острый момент длится недолго, буквально несколько секунд, но я успеваю прочувствовать целую гамму эмоций. Но, к счастью, все-таки не выдаю себя, поскольку Мишель отходит от меня и подходит к Амелии.

Он бросает всего одно слово на древнем языке, стоя рядом с ней: «Траектум». А потом, судя по звукам, торопливо уходит тем же путем, что и пришел.

А мне точно обеспечена бессонная ночь, ведь с чего моему единокровному брату называть мою наречённую изменницей?

Невольно выводы напрашиваются совсем плохие, если рассуждать логически.

«Ты не безнадежен, это радует», — раздается ехидный голос в моей голове.

Я очень рад возвращению советчика, хотя он явно с характером. А еще меня внезапно осеняет догадка, я понимаю, на кого похож этот голос — на мою бабушку!

Неужели она обрела речь? Но, кажется, утратила