Цитадель "Вихрь" - Татьяна Кононова

их отнимет или захочет отследить переговоры каждого служащего Цитадели, это хорошая альтернатива, — он резко обрывает фразу и умолкает, переводя дух: понимаю, что так много говорить ему непривычно, да и он вовсе не собирался выяснять со мной отношения. Хотел как лучше, а получилось, как всегда…

— Ладно, прости, — я снова примирительно беру его за руку и чувствую, как его ладонь смягчается и теплеет, а он сам расслабляется. Слегка сжимает мои холодные пальцы. — Впредь буду думать осторожнее. Спасибо тебе, это очень мило, — а сама опять смущаюсь, не знаю, куда деть взгляд и отчаянно пытаюсь согнать смущенный румянец с лица.

Всегда суровая, мрачная база сегодня заметно преображается. Вокруг обыкновенных часов-табло на стенах горят цветные гирлянды, окна и шлюзы украшены сосновыми ветвями, красными и зелеными лентами, даже светодиоды на полу и потолке подмигивают, проскальзывая разноцветными искорками взад-вперед. До Нового Года еще три часа, и серебристый ремешок вновь обжигает запястье раскаленным прикосновением. Может быть, это, как всегда, от волнения? Глубоко дышу, пытаясь успокоиться: сегодня праздник, сегодня не время переживать, бояться, злиться. Повторяю это про себя, как мантру, но боюсь, что помогает слабо.

В главной зале все изменилось до неузнаваемости. Гирлянды, шары, длинные столы, сдвинутые к стенам и, как положено на фуршете, уставленные всевозможными тарелками, блюдцами и вазочками, высокие хрупкие бокалы на изящных витых ножках, искрящиеся блестки на плотно закрытых жалюзи, а посреди зала — елка! Настоящая, огромная — метра в три высотой, припорошенная искусственным снегом, окутанная золотым облаком крохотных огоньков, разукрашенная шарами, карамельками, компьютеризированными фигурками львят, собак, лошадей, снежинок и птиц. Вместо привычного запаха резины и очистителей в главной зале сладко и терпко пахнет хвоей, мандаринами, корицей и чем-то неуловимо знакомым из детства. Подбегаю к елке и, не смущаясь, зарываюсь носом в густые колючие лапы: красота!

Вскоре нас окружают остальные ребята, которые уже успели познакомиться со стайкой старшекурсников. Сойка, как обычно, цепляется за рукав зеленой клетчатой рубашки Часовщика, а тот смущенно улыбается, краснея вместе со всеми веснушками, и протягивает другим свободную руку для знакомства. Некоторые ребята даже в масках: кто-то раскрасил лицо аквагримом, кто-то откопал на складе настоящую карнавальную, а какой-то парень в белом костюме спрятался за шлемом виртуальной реальности и никому не отказывает в теплых объятиях робота. Часовщик и Сойка нарядились в похожем стиле: он — в зеленой клетчатой рубашке, она — в изумрудном платье до колен с шахматным поясом. Ее буйные кудри подхвачены шпильками с двух сторон, и от привычной вредности и склочности не осталось и следа: она очаровательно улыбается, смеется, приседает в насмешливых реверансах. Надо же, люди еще помнят, что это такое…

Наставники разбрелись по всему залу, но что-то знакомых я не могу найти. Фауст, как всегда, занят по самые уши, сидит за аппаратурой и огромными колонками и постукивает флешкой в такт каким-то битам. Прометей, седой тренер в прямоугольных очках, собрал вокруг себя стайку любопытных и специально для них разбирает большой экологический график на мониторе одного из биокомпьютеров. Младший санинструктор, Скала, тоже нашла себе компанию старшекурсников: стоят впятером, разглядывают елку и подливают друг другу шампанское.

Мы с Варягом чувствуем себя неловко, как будто оба здесь лишние. Оба трудно сходимся с людьми, оба не очень жалуем большие компании, оба предпочитаем проводить время в одиночестве или в небольшом, тесном кругу. Но с общим праздником надо считаться. Тем более, я ведь сама хотела повеселиться — напоследок, попрощаться с детством, и без того давно убежавшим.

Неожиданно кто-то сзади обнимает за плечи холодными ладошками: оборачиваюсь и вижу светловолосую девочку из другого отряда, с которой не совсем познакомилась в тот день, когда случилась первая химическая атака. Это у нее тогда в отряде погиб Тимур, они были одноклассниками. Но я почему-то не успела — или не догадалась? — хотя бы спросить ее имя. Сегодня она очень мила: в простых узких джинсах и белой водолазке, повесила на шею пару рядов пушистой мишуры, надела перчатки в виде кошачьих лап и вставила в волосы жемчужные шпильки, очевидно, позаимствованные у кого-то из наставниц.

— Привет! С Новым годом, — я снимаю с руки одну из плетеных фенечек, красную с узелками, под цвет ее помады. Часы снова обжигают, как только браслет расстается с запястьем, но, вероятно, это просто от волнения. — Это тебе. На удачу.

— Спасибо, — девочка улыбается и тоже заливается краской: как все светловолосые, она легко краснеет. — Кстати, меня зовут Ма… Аврора. А тебя Тишина, я слышала. Про вас вся база говорила…

Варяг тихо присвистнул у меня за спиной, а я, наверное, не перестану сегодня удивляться.

— После вашего ночного рейда с наставником, — поясняет Аврора. Она чуть не проговорилась, скорее всего, по-настоящему ее зовут Маша или Марина. — Вами все восхищались. Конечно, понятно, что это мера санкции, но все равно… Вы уже получили один боевой выход и вернулись невредимыми. Ну, почти.

— Разве боевой выход…

— Засчитывается и первокурсникам, если они совершают вылазку, превышающую их опыт, — поясняет невесть откуда взявшийся Север. Он тоже сегодня выглядит сногсшибательно, в белоснежном костюме и с белыми волосами, собранными в растрепанный хвост. — Обычно очень мало кто в первый же месяц ухитряется получить ночное дежурство, но нас угораздило из-за вас с Сойкой. Впрочем, все обошлось, а мы стали на шаг ближе к высшей ступени.

Разговоры про высшую ступень меня немного смущают: наверняка ребятам ни о чем не известно, но все-таки хочется, чтобы это осталось тайной. Моим личным секретом, о котором я буду переживать в одиночестве.

Внезапно нас прерывает музыка: раньше она играла тихо, фоном для общих разговоров, пока Фауст настраивал подходящий плейлист, а теперь вдруг полилась из всех динамиков, как будто в залу незаметно вошел симфонический оркестр. Мне особенно приятно, что это не рэп, не всем известные песни с пустым набором слов, а что-то отдаленное похожее на классику. Конечно, я и рок люблю, но здесь, где все такие нарядные, смущенные, восторженные в ожидании чего-то нового, большого и светлого, для тяжелой и грустной музыки места нет. А вот для такой, звонкой, нежной, звенящей переливами, как хрусталем и осколками льда, — самое время. И все бы хорошо, если бы мои часы не ожили снова. Циферблат вздрагивает на запястье и показывают цифру 4. Опять! Ну что может случиться прямо в новогоднюю ночь?! Разве что потолок в общем зале обрушится!

— Можем начинать? — шелестит по рядам шепот. — Уже можно?

Я поспешно одергиваю рукав, чтобы не смотреть на часы каждые тридцать секунд, но забыть о