Мой сосед — вампир - Дженна Левин

моей. Я замерла — как и моё дыхание. Его рука была прохладной, кожа гладкой, и я смотрела на наши ладони, поражаясь контрасту. Тёплая и холодная. Маленькая и большая. Смуглая и бледная.

Он впервые прикоснулся ко мне намеренно. Кажется, в тот же миг это осознал и он сам, и это удивило его не меньше, чем меня. Его глаза расширились, зрачки потемнели, когда он посмотрел на меня. Мне стоило невероятных усилий не переплести с ним пальцы — просто чтобы увидеть, как это будет выглядеть.

— Пожалуйста, не отвлекай меня.

Его голос прозвучал у самого уха, и дыхание коснулось кожи на затылке, отчего по рукам побежали мурашки. Я сглотнула, стараясь сосредоточиться на котике на экране. Он был милым. И очень даже неплохо катался на сноуборде. Он заслуживал моего внимания.

— Отвлекать тебя? — прошептала я. Мой голос едва пробивался сквозь гул крови в ушах.

— Да, — сказал Фредерик, убирая руку. Я попыталась подавить абсолютно иррациональное разочарование от потери этого прикосновения. — Я хочу увидеть твой Инстаграм. А ты пытаешься отвлечь меня котами.

Я глубоко вдохнула и украдкой взглянула на него. В его глазах весело искрилось озорство.

— Не сработало? — спросила я.

— Нет. Котов я люблю. Но я уже видел котов. А вот твою страницу — нет. — И, почти как запоздалое «пожалуйста»: — Покажи её мне.

Интересно, у вампиров есть какие-нибудь способности вроде магии — чтобы люди делали то, что им скажут? Я не знала. Я только знала, что секунду назад собиралась сказать ему, что он, может, и видел котов, но уж точно не видел ни одного на сноуборде — и вот уже, послушно, открывала свой Инстаграм. Может, это была и не магия вовсе. А просто… остаточное ощущение от того, каково это — когда его рука лежит на моей. Я моргнула, уставившись на экран, где до сих пор красовалось моё глупое селфи пятилетней давности, служившее аватаркой. Прочистила горло:

— Вот. Мой профиль.

Фредерик одобрительно хмыкнул:

— А как тут смотреть фотографии?

— Вот так, — я показала ему, как пролистывать. — В основном я выкладываю свои работы, но это не полноценный арт-аккаунт: там ещё и селфи вперемешку с фотками друзей.

— Селфи?

— Ага. Это когда фотографируешь сам себя.

— Сел-фи, — повторил он медленно, кивнув.

Он быстро разобрался с пролистыванием. Остановился на снимках из Согатака: я, Сэм и Скотт, обнявшись, улыбаемся в камеру. На фото с кучей пляжного мусора, из которого потом вышли картины, что теперь висят у меня в спальне. И на снимке, где я, в косичках и шлёпках, сияю, как гордая идиотка, стоя перед одной из этих картин.

Фредерик смотрел на всё это с вежливым, почти академическим интересом.

Пока не дошёл до фотографии, сделанной в последний день отпуска. Там была я. В тот единственный по-настоящему жаркий день недели. В моём единственном бикини — ярко-розовом, с белыми ромашками на трусиках. Ничего особенного. По меркам бикини — даже довольно скромное. Но Фредерик застыл. Его глаза расширились, свободная рука сжалась в кулак у бедра. Он выглядел так, будто у него сейчас случится инсульт. Или… вампирский эквивалент инсульта.

Он ткнул дрожащим пальцем в экран:

— Что ты на себя надела? — его челюсть была сжата, по шее натянулись сухожилия.

— Купальник, — спокойно ответила я.

Он покачал головой, закрыл глаза. В соседней комнате загудел холодильник, наполнив тишину белым шумом.

— Это, — его голос прозвучал хрипло, будто гравий под сапогами, — не купальник.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, с чего он это взял — потому что, ну, очевидно же, это был купальник. Потом до меня дошло: он, скорее всего, привык к тем, что закрывают тело от шеи до щиколоток. Но какое ему дело, что я носила на пляже несколько лет назад?

— Это купальник, Фредерик, — повторила я и взглянула на фото, где улыбаюсь в камеру. — Я знаю, он не похож на те, к которым ты привык, но…

Я не успела договорить. Его лицо заставило меня замолчать: блеск в глазах, сжатая челюсть. Я ошибалась. Он не был просто зол. Он выглядел так, будто хотел кого-то убить.

Я облизнула губы, отчаянно ища слова, пытаясь понять, что вызвало такую реакцию.

— Тебе… не нравится фотография? — выдохнула я.

Его хмурый взгляд стал ещё мрачнее. Самый мягкий способ сказать «нет» за всю историю «нет».

— Нет.

В животе сжался неприятный ком. Я ведь знала: у меня широкие бёдра, длинный торс, и надеть бикини было для меня смелым шагом. Но неужели нужно быть таким грубым?

— Ты… думаешь, я плохо в нём выгляжу? — едва выдавила я, и тут же пожалела, что спросила. Какая разница, нравится ли ему? Не должно иметь.

Но почему-то имело.

— Я не это сказал, — пробормотал Фредерик.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

— Я тебя не понимаю.

Повисло напряжённое молчание, нарушаемое только тиканьем напольных часов в гостиной. Когда он снова открыл глаза, в них пылала такая яростная собственническая вспышка, что у меня перехватило дыхание. Он оттолкнулся от стула с такой силой, что тот едва не упал.

— Я сказал, что мне не понравилась эта фотография, Кэсси.

Он стоял у окна, выходящего на озеро Мичиган, повернувшись ко мне спиной. Возможно, это и к лучшему. Если выражение его лица было хоть наполовину таким же горячим, как его голос, я не знала, что бы сделала. Вероятно, что-то, за что Сэм потом отчитал бы меня. Или просто вспыхнула бы, как спичка.

Его руки были сжаты в кулаки, всё тело — натянуто, как тетива.

— Возможно, молодые красивые женщины и правда привыкли надевать почти ничего, когда идут на пляж. Возможно, моя реакция чудовищно старомодна. — Он повернулся ко мне. Его глаза были полны муки — и ещё чего-то, чему я не могла найти названия, но что моё тело узнало мгновенно. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось.

— Мне разрешено носить то, что я хочу, — напомнила я, стараясь звучать твёрдо.

— Да, — согласился он. — Я не имею права диктовать тебе, как одеваться или жить. Моё мнение не должно иметь значения. Но сама мысль о том, что кто-то другой может видеть так много твоего тела…

Он снова отвернулся, вздохнул:

— Пожалуй, я прожил слишком долго.

Когда я наконец собралась с мыслями, чтобы хоть что-то ответить, он уже вышел из комнаты, оставив после себя ощутимое, почти невыносимое напряжение.

Глава 11

Запись в дневнике мистера Фредерика Дж. Фицвильяма, 4 ноября

Кэсси ушла спать два часа назад.

Каждый раз,