Трагедия - Девни Перри

было друзей. Мне не нужны были друзья. Точно так же, как я никогда больше не хотел быть в отношениях с женщиной. Но Пайпер заслужила немного больше усилий с моей стороны, чем она получала до сих пор.

Я надеялся, что приятный ужин по-соседски покажет ей, что она для меня больше, чем просто желанное и доступное тело.

Мы могли бы заниматься сексом и иногда делить трапезу, не превращая это ни во что серьёзное. Идея была основательной, мое исполнение — катастрофой. И всё потому, что она подкралась ко мне в продуктовом магазине.

Думала ли она, что это свидание? Потому что всё было не так, хотя могло показаться иначе.

Это не свидание.

Я провёл рукой по бороде, уставившись на торт, стоящий на прилавке. Я взглянул на часы на микроволновке и понял, что Пайпер будет здесь с минуты на минуту.

Как только она придёт, я разогрею гриль для отбивных. Всё остальное было приготовлено заранее.

Все, кроме этого торта.

Раздался стук в дверь, и я бросил последний взгляд на торт, надеясь, что всё сделал правильно. Глазурь была совсем не похожа на глазурь на волшебном торте Пайпер. Её была слишком ровной и гладкой. Моя выглядела слишком толстой с одной стороны и слишком тонкой с другой. В одном углу валялись раскрошенные кусочки торта.

И я называл себя художником.

Пайпер постучала снова, и я оставил торт, чтобы открыть дверь.

— Хорошие стулья. — Она кивнула на стулья на веранде, которые я расставил сегодня днём после очередной уборки в доме.

Я пожал плечами, отступая в сторону, чтобы она могла войти внутрь.

Но она не пошевелилась.

— Ты сам их сделал?

— Ага.

— Они прекрасны. Мне очень нравится.

Жар пополз вверх по моей шее, а пальцы ног в ботинках задрожали.

— Заходи.

Она прищурила глаза и по-прежнему не сдвинулась ни на дюйм.

— Ты не любишь, когда люди хвалят твою работу?

Я хмыкнул.

Пайпер нахмурилась.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Ты зайдёшь или нет?

— Нет. — Она скрестила руки на груди.

— Хорошо. — Я пошёл на кухню, чтобы достать свиные отбивные, оставив дверь открытой.

Она может остаться стоять там на всю ночь, если того желает. Но мы точно не будем говорить о моей работе.

Нет, мне не нравились комплименты по поводу моей работы. Они заставляли меня нервничать. Некоторые дизайнеры любили похвалу. Я просто хотел делать самую лучшую мебель, какую только могли создать мои руки. Деньги за это были бонусом.

Отзывы о моей работе было трудно слышать, даже хорошие. Я не знал почему. Может быть, потому, что каждый проект был чем-то личным.

Моя мебель была моей страстью. Моим искусством. Оно исходило из глубины моей души и перетекало через мои руки в инструменты. Возможно, клиенты давали мне рекомендации или наставления, но каждая деталь была моей.

Моя мать однажды сказала мне, что моя крайняя скромность вызывает симпатию. Она также сказала мне, что я слишком критично отношусь к своим собственным работам. Она сказала мне, что я надумываю все недостатки.

Она просто не могла их увидеть. Вряд ли хоть кто-нибудь видел ошибки, но они были налицо.

Как те стулья из Адирондака. Один из них был немного короче другого примерно на полдюйма. А на том стуле, что поменьше средняя часть спинки была немного темнее. Та доска должна была пойти на сидушку, а не на спинку.

Когда кто-то действительно указывал на недостаток, я не просто нервничал. Я слетал с катушек.

В тот единственный раз, когда клиент сказал мне, что ему не нравится то, что я для него сделал, я послал его на хуй и вернул задаток. Этим предметом был журнальный столик, который теперь стоял в моей гостиной.

Не имело значения, нравились они людям или нет. Я сооружал их не для этого.

— Мне нравится, что ты стесняешься своей работы, — сказала Пайпер со стороны двери. — Но я не собираюсь прекращать говорить тебе комплименты. Твои работы — лучшие из всех, что я когда-либо видела. Тебе не обязательно соглашаться с моими комментариями. Тебе даже не нужно говорить «спасибо». Но я не собираюсь прекращать говорить тебе, как сильно мне всё это нравится.

Мои плечи опустились. Она просто пыталась быть милой, а я оставил её стоять у двери. А ведь она сказала совершенно правильную вещь. Я оглянулся через плечо и кивнул.

— Спасибо.

— Не за что. — Её туфли застучали по полу, когда она вошла внутрь. Когда я накладывал сырое мясо, дверь с хлопком закрылась.

Она пошла в гостиную, положив свою сумочку на мой кофейный столик. Она наклонилась и провела кончиками пальцев по столешнице, улыбаясь и восхищаясь изделием. Но она не стала ничего говорить, как я ожидал. Она позволила ямочкам на щеках и тому, как её руки задержались на дереве, сказать мне, как сильно ей нравилось.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил я.

— Конечно. — Она села на мой кожаный диван. — Выпью что угодно на твоё усмотрение.

Я вымыл руки, затем подошёл к холодильнику и достал две бутылки пива. Я сорвал крышки, выбросив их в мусорное ведро, и передал одну из бутылок Пайпер.

— Такое я ещё не пробовала. — Она осмотрела этикетку, прежде чем снова поднести стекло к губам.

— Это местная пивоварня. Они хороши. — Я отпил из своей бутылки, оставаясь стоять посреди комнаты.

Должен ли я сесть рядом с ней? Вести светскую беседу? Подходить слишком близко было опасно. Нам не удастся поужинать, если искра вспыхнет. И я ненавидел светские беседы.

Я сделал ещё один глоток пива.

— Я собираюсь разжечь гриль.

— Хорошо. — Она осталась сидеть, обратив своё внимание на крайний столик рядом с ней. И снова она улыбнулась моей работе, нежно прикоснувшись к ней, но ничего не сказала.

Я воспринял это как намёк на то, что я могу скрыться за дверью и разжечь гриль на крыльце.

Это не свидание. Я повторял это снова и снова, пока допивал остатки своего пива, а затем поплёлся обратно внутрь. Это было не свидание. Так что не было никаких причин избегать Пайпер. Верно?

— Могу я накрыть на стол? — спросила Пайпер, вставая с дивана, когда я подошёл к шкафчику за своей любимой приправой.

— Конечно. — Может быть, было бы проще, если бы она тоже что-то делала, и этот ужин стал бы совместной работой. — Тарелки в шкафчике рядом с раковиной. Приборы в нижнем ящике.

— Хорошо.

Пока она суетилась на кухне, я приправил свиные отбивные. С каждым встряхиванием бутылки я делал глубокий вдох. После четвертого мои плечи