В этот раз по-настоящему - Энн Лян

думает: «О боже! Вот оно что. Сейчас он сообщит, что страдает от какой-нибудь хронической болезни и все это время держал ее в секрете, потому что не хотел, чтобы кто-то волновался, но ему осталось жить всего два месяца. В итоге мы получим кадры его последних дней со мной, и там будут кроваво-красные закаты и неспешные прогулки по пляжу, а однажды он просто рухнет на моих глазах и…»

– Прости, – говорит Кэз, слегка морщась. Он приподнимает свой цзяньбин. – Обычно… они… не кладут сюда чили…

Мое сердцебиение замедляется до нормального, паника проходит.

– Стой. Ты не любишь острое?

– Конечно люблю, – ворчит Кэз, но его щеки уже на несколько оттенков краснее, и он явно не спешит возвратиться к еде.

– О боже! – Это так неожиданно, что даже остатки моего недовольства рассеиваются, и я смеюсь. А как только начинаю, не могу остановиться. Все мое тело трясется от плохо сдерживаемого хихиканья, пока я едва не сгибаюсь пополам на бордюре. – О боже. Это потрясающе.

– Что? – спрашивает он резко. – Что в этом такого?

– Просто… вот это да, – выдыхаю я сквозь истерический смех. – Ты смог выполнить массу трюков со сломанной рукой и вытерпеть боль, но не способен выдержать щепотку специй?

Он смотрит на меня хмуро, хотя догадываюсь, что это притворство.

– Здесь их было много, ясно? Как минимум два целых перца чили…

– О боже, перестань… – Я хватаюсь за живот, смеясь сильнее. – Перестань… прости. Не могу. Я серьезно не могу.

– Рад, что ты находишь мою чувствительность к острому такой смешной.

– Ладно, ладно, я… Дай мне минутку… – Я делаю глубокий вдох, как будто собираюсь медитировать, а Кэз наблюдает с такой деланной невозмутимостью, что это лишь снова заводит меня. Я даже не знаю, что в этом такого. Может, это не так уж и смешно – может, я просто счастлива, хотя это вряд ли. Когда я, наконец, успокоилась настолько, чтобы вымолвить пару фраз, я протягиваю ему собственный цзяньбин. – Можем поменяться, если хочешь. Обещаю, в моем вообще нет чили.

Плакучая ива над нашими головами раскачивается, и ее листья царапают мне щеку.

Кэз отодвигает ветки и оценивающе наклоняет голову.

– Как я могу быть уверен, что это не подстава? Ты не положила туда яд или что-то в этом роде?

– Клянусь. Хотя, вообще-то, я уже откусила от него пару кусочков, если ты не против… – Внезапно становится неловко, это чувство парит в воздухе. Это я сделала ситуацию неловкой. Как и всегда.

Но Кэз быстро овладевает собой. Как ни в чем не бывало забирает у меня цзяньбин, слегка улыбается и говорит:

– В следующий раз мы пойдем куда-нибудь, где подают менее острую еду.

– В следующий раз, – повторяю я, с изумлением обнаружив, что мысль о «тренировках химии» больше не ужасает меня.

Глава одиннадцатая

Обстановка в школе изменилась.

К лучшему. В каком-то смысле. Я обнаруживаю, что мысли о поездках в школу больше не вызывают приступа тошноты; мне не приходится неловко топтаться в дверях классов, как раньше. Не то чтобы я вдруг стала популярной – все обеды я по-прежнему съедаю в одиночестве на крыше, – но похоже, с моим присутствием наконец-то смирились.

Я не настолько наивна, чтобы не понимать: первая причина этому – «отношения» с Кэзом Сонгом. Но вторая причина – блог.

Число моих подписчиков быстро увеличивается, несколько тысяч прибавляется почти каждый день, а вместе с ними растет количество лайков и репостов. Это радует, и это же и пугает.

«Именно о такой любви я мечтаю», – оставили комментарий девушки под одним из моих недавних постов, «Танцевать под фонарями, целоваться под луной», где я вместе с вымышленным парнем в лице Кэза Сонга гуляю по нашему району в полночь.

«Вот доказательство тому, что любовь существует», – писали прочие, восхищаясь другим постом: как мы вместе катаемся по городу, и я вижу Пекин с заднего сиденья мотоцикла Кэза Сонга, – с подписью «Он обещал, что не даст мне упасть».

А в паузах между милыми фото и другой придуманной ерундой – или многозначительными отсылками на предстоящий сериал Кэза, чтоб подогреть интерес, – я оказываюсь в совершенно незаслуженной роли эксперта по делам отношений. «Важно быть честным с собой и своим партнером, – пишу я в одной статье, пробуя острую иронию собственных слов на вкус. – Не бойтесь уязвимости». Или в другой статье для рубрики «Любовь и отношения»: «Знаю, сейчас популярен образ мышления в духе “Я сильная, независимая, и мне никто не нужен”, но правда такова: нам нужны люди. Люди, которые будут смеяться и плакать вместе с нами, которые скрасят плохие дни, а хорошие сделают еще лучше; которые будут помнить то, что мы забываем, и слушать, даже когда они не все понимают. Люди, которым будем нужны мы. И это не признак силы и слабости, это признак человечности».

Естественно, Сара Диаз в полнейшем восторге от того, как идут дела.

– Людям нравится, – радостно делится она своими эмоциями во время нашего очередного созвона раз в две недели. – Они заинтересованы. Это большое дело, понимаешь? Твой последний пост о поездке за едой – это так мило, кстати, и от фотографий у меня текли слюнки – уже набрал сорок тысяч просмотров.

– Знаю, – говорю я и краснею, потому что звучу до смешного самоуверенно, хотя вовсе не собиралась. – В смысле… эм-м… Спасибо вам.

Она сглаживает мою неуклюжесть доброжелательным смехом.

– О, это напомнило мне кое о чем, Элиза… как насчет того, чтобы дать интервью?

– Ин… интервью?

– Да. Интервью. – Сара гораздо терпеливее со мной, чем я заслуживаю. – Ты, наверное, уже получила несколько подобных предложений, но конкретно этот материал стал бы эксклюзивом для «Крейнсвифт». Запрос от представителей довольно крупной пекинской медиакомпании, нацеленной на западную аудиторию, так что и местоположение, и язык не должны стать проблемой. И в своем письме они были очень милы. Их очень интересует твое прошлое, и они будут рады, если вы с Кэзом появитесь вместе.

– Неужели? – говорю я уклончиво, пока мой мозг обрабатывает входящую информацию.

– Так что ты думаешь? – подстрекает Сара и, не дожидаясь ответа, спешит дальше: – Я знаю, ты считаешь, что это слишком. Но подумай, какие открываются возможности… Это волшебная ступенька для твоей карьеры, Элиза, я это чувствую.

Мягко сказано. Это действительно слишком. Вот как раз в такие моменты, когда я в ужасе осознаю весь масштаб своей лжи и скорость, с которой все происходит, – мчится вперед, как поезд без тормозов, – мои легкие словно сжимаются, а в голове возникает яркий, отчаянный образ: меня выгоняют