Княжна Екатерина Распутина - Ольга Токарева

веры в людей. Можете сболтнуть лишнее, а потом по деревне слухи поползут, а там, гляди, и до Соловьева дойдут. Вы должны клятву произнести, а я ее магически закреплю, — медленно проговорил Хромус, погруженный в свои мысли.

— Мы согласны! — хором выдохнули брат с сестрой и вскочили с насиженного места.

— Повторяйте за мной, — скомандовал фамильяр: — Все, что слышали и видели из наших уст, да не сойдет. А если кто начнет пытать, память об этом мигом сотрется.

Едва слова сорвались с их губ, в воздухе взметнулись две золотых ленты и вонзились им в головы.

— Ничего себе! — ошарашенно выдохнул Олег. — Даш, ты это видела… Магия!..

— Ага, — восторженно пролепетала его сестра.

Они устремили взгляды на меня. Я встала и улыбнулась им. Понятия не имела, что именно сотворил Хромус, но твердо решила выведать у него всё позже. Деревенские ребята мне понравились. Наверное, своей простотой и добродушием. К тому же у нас появилась общая тайна, а это сближает.

— А давайте дружить? — предложила я, протягивая им ладонь.

Брат с сестрой переглянулись, и по счастливым улыбкам на их лицах я поняла, что они не против дружбы. Нерешительно пожали мою руку.

— Так чем ты так руку порезала? — спросила я у Даши, а она, вновь переглянувшись с братом, весело рассмеялась.

— Да ясно чем, камышом! Много раз уже резалась, но так сильно — впервые. Испугалась, когда кровь не хотела останавливаться, думала, умру. Спасибо тебе, спасла меня!

— От потери крови ты бы не умерла, рано или поздно она бы прекратила течь. Но вот последствия были бы тягостными. Покраснение, воспаление, нагноение и всякие неприятности, которые продлились бы долгое время. Теперь всё это позади. Иди руку в речке от крови помой. — Я проводила взглядом девочку, идущую к самому берегу, и, посмотрев на ее брата, спросила: — Когда теперь еще увидимся?

— Дня через два в это же время приходи. У нас по дому много дел.

— Хорошо, — ответила я и побежала к усадьбе. Из-за всех событий у меня разыгрался зверский аппетит.

Повариха, заметив мой голодный взгляд, едва сдержала слезы. Вложив мне в руку пару румяных пирожков с мясом, она вздохнула и ласково провела рукой по волосам.

— Ступай, дитятко, к себе. У Соловьевых что-то неладное. Кричат так, словно татарва нагрянула, — усмехнулась она и, приподняв крышку огромного казана, принялась помешивать аппетитное мясо.

Жареный аромат дурманил, заставляя ноздри трепетать. Я благодарно откусила пирожок и, поблагодарив повариху, помчалась прочь, сгорая от любопытства.

Дом, этот тихий уголок, до недавнего времени наполненный умиротворением, в данный момент был затоплен какофонией воплей, рыданий и пронзительных визгов двух сестриц, доносившихся из святая святых — покоев их дражайшей маменьки. Не удостоив эти душераздирающие звуки ни единой секунды своего внимания, я триумфально ворвалась в собственную обитель и немедленно обратилась к этому источнику мудрости и всеведения — своему зверьку.

— Хромус, ты, разумеется, в курсе, что эти невинные овечки опять не поделили?

— О, да как же можно не знать, — промурлыкал он, и его благородный черный носик презрительно дернулся, будто отражая всю комичность ситуации. — Я всего лишь подложил лифчик Василисы Алене, этой непризнанной королеве моды. Стоит, понимаешь, перед зеркалом, пихает всякий хлам в лиф и воображает себя Афродитой. Глупышка, всё ждет, когда же природа соизволит одарить ее своими щедротами. А Василисе, этой тонкой ценительнице прекрасного, я подкинул колье, которое Алене папенька привез из самой столицы. Ну, ты же понимаешь, это же просто верх коварства — тайком пробираться в чужие покои, доставать из шкатулки чужую драгоценность и любоваться собой, любимой. В общем, столкнул этих голубок лбами. За их ангельские перебранки они получили, естественно, выговор от самого главы семьи, а потом и от этой мегеры — матери. Как думаешь, знатно я им отомстил за все твои страдания?

Я сдавленно хихикнула, живо представив эту идиллическую картину, и разразилась искренним, неподдельным смехом, не забыв при этом выразить свою безграничную благодарность этому гению интриг и коварства нежным поглаживанием между двумя очаровательными рожками.

Глава 13

Переход на новый ранг

Знакомая тропинка лениво вилась меж поблёкших трав, уводя меня к реке. Лето, словно мимолетное виденье, кануло в Лету, унеся с собой буйство красок. Осенняя хандра коснулась всего вокруг: трава пожухла под натиском времени, а даже хвойный лес, что величаво возвышался на горизонте, утратил свою былую сочность.

Растирая зябкие плечи, разгоняя назойливый хоровод мурашек, я услышала в небе протяжный гогот гусей. Вскинув голову, я завороженно наблюдала, как вожак, словно опытный кормчий, ведёт свою стаю в тёплые края. «Везёт же некоторым, — промелькнуло в голове, — будут греться под ласковым солнцем». Я вздохнула и поёжилась.

Пора бы уже доставать из сундуков теплые вещи, но пальто мне пока так и не выдали. Тревожить Хромуса, отправляя его на чердак за старыми, ношеными девчоночьими вещами, не хотелось. Да и зачем? И так уже старые вещи Михаила обернулись для меня обидным прозвищем «воровка».

Подойдя к реке, я погрузилась в созерцание ее темных, задумчивых вод. Даже река, казалось, потеряла свой былой насыщенный цвет, теперь она несла свои свинцовые воды по течению, прочь, вдаль, навстречу неизведанному.

Сколько же тайн и чудес встречается ей на пути! Ах, если бы я могла стать водой, слиться с этим неудержимым потоком и устремиться навстречу новым, неизведанным берегам! Но это всего лишь детские грезы, мимолетные видения, что нет-нет да и посетят меня. Что уж тут поделать, мне всего десять лет, а десятилетним девчонкам свойственно мечтать и фантазировать.

С приходом осени переобразилось и имение Соловьевых. Михаил и Василиса отбыли в академию. Вместе с ними отправили и Глафиру, дабы блюсти чистоту в хоромах боярских отпрысков, а заодно спускать пар с барских штанов.

Двух младших дочерей Петр Емельянович спровадил в пансион. Обо мне же особо радел, нанял двух учителей. Математике учил Конюхов Савелий Михайлович, а русскому языку — Солнцегорова Рима Федотовна. Что тут скажешь, кадры еще те.

Конюхов и часу не мог прожить без глотка горячительного, его мясистый нос алел, словно сигнальная кнопка. Казалось, нажми на него — и взвоет сирена. Савелий Михайлович, мужчина лет пятидесяти, вызывал отторжение. Неопрятный, от него веяло затхлостью и немытым телом. Но я приноровилась, воздвигала в носу фильтры, исправно очищающие воздух. Математик он когда-то был отменный,