Самые дикие мечты - Л. Дж. Шэн

Когда Грэв проснулась, я решила заняться с ней чем-нибудь интересным перед своей сменой в «Алхимике». Утомить ее, чтобы Райланду не пришлось разряжать ее батарею прогулками, занятиями и упражнениями. Я отвела ее на игровую площадку через дорогу, и мы вместе приготовили домашнюю пиццу. Грэв хотела поэкспериментировать, поэтому мы добавили кучу начинок — пепперони, болгарский перец, лук, оливки и ананас.

«Что-то вкусно пахнет». Райланд ввалился в мою квартиру днем без стука — снова — используя запасной ключ, который ему дал Роу. Я даже не мог злиться. Рай спасал мою задницу каждый день и нянчился с Грэвом, хотя я знал, что он не любит детей и у него есть дела поважнее.

«Мы делаем пиццу!» — очаровательно объявила Грэв со своего табурета, ее лицо было украшено пятнами томатного соуса и муки. «Я хочу добавить печенье-кумбэр».

«Что?» — спросил он встревоженно.

«Огурец», — поправил я.

«Нет, куколка. Пицца пахнет просто замечательно, как я…» Он неторопливо подошел к нам, разглядывая пиццу, которую я сейчас нарезал. «Что это, черт возьми?»

«Непристойное словечко!» — объявила Гравитация.

«К черту все это». Он выудил из переднего кармана кошелек и бросил в ее сторону пятидолларовую купюру. «На этот раз я принес наличные. Я знал, что у меня нет ни единого шанса».

Я подавил смех.

«Слушай, маленькая вонючка, ты не можешь просто так класть ананасы в пиццу». Он присел на корточки, чтобы оказаться на уровне ее глаз. «Если ты психопатка, это нормально, но тебе нужно это скрыть».

Гравити захлопала ресницами и ухмыльнулась ему, явно радуясь его появлению.

Тьфу, девочка, то же самое.

Мой желудок сжался и скрутило, когда его плечо коснулось моего, когда он расположился между нами, всматриваясь в наше блюдо более пристально. «Слушай, малыш, ананас хорош только для одного. Хочешь узнать, для чего это?»

Моя дочь смотрела на него мягко, с любопытством и доверием, и я поклялась никогда не разрушать в ней эту способность — способность доверять людям и действительно верить, что они тебя поймают.

«Выбросить в мусор», — закончил Райланд, отрывая горячие ломтики ананаса от пиццы и швыряя их в раковину.

Желая угодить, Грэв делала то же самое, скривив нос и приговаривая «отвратительно» каждый раз, когда она бросала ананас.

«Эй, дети, — упрекнул я их. — Не блевайте чужой вкуснятиной».

«Этому кому-то еще нужно сами-знаете-что, сами-знаете-куда». Он многозначительно посмотрел на меня. «Я бы сказал все слова, но полиция по пустякам рядом». Он мотнул головой в сторону Гравити.

После того, как они закончили убирать ананасы с пиццы, Райланд положил два огромных куска на тарелки и налил себе чашку «взрослого сока» (читай: пива) и яблочного сока для Грава.

«Каков на вкус сок для взрослых?» — вмешалась Гравитация.

«Эмоциональное онемение».

«Понравится ли мне вкус эмономисса?» — пропищала она.

«Мы все так делаем, дорогая». Он задумчиво жевал. «Когда тебе будет семнадцать, спроси дядю Райланда, и я дам тебе попробовать твое собственное пиво».

Я смотрела, завороженная, как они оба игнорировали меня в течение десяти минут подряд, разговаривая и поедая свою пиццу, не предлагая мне ее. Было ясно, что мужчина не прилагает никаких усилий, чтобы измениться или поговорить на языке малышей с моей дочерью. Также было ясно, что она была по уши влюблена в него. Черт. Это было действительно плохо.

Наконец Райланд перевел взгляд на меня. «Есть ли причина, по которой ты все еще здесь?»

Черт. Мне же надо было идти на смену, не так ли? Я заблудился, наблюдая, как мужчина очаровывает моего ребенка. Это возбуждало больше, чем шоу «Волшебный Майк».

«Э-э, ей пора спать...»

«Семь сорок пять вечера, я знаю». Он вытащил черную оливку из пиццы, бросил ее в рот и прожевал. «Я читал инструкцию. Я знаю ее лучше, чем Папа знает Библию».

Гравитация попыталась провернуть тот же трюк с подбрасыванием оливки в рот, но она попала ей в глаз, и она вскрикнула.

«Что с твоим отношением?» Я прищурил глаза.

«Не знаю. Что с нарядом?» Жар, сочящийся из его светлых, игривых глаз, грозил спалить все здание.

Мой взгляд скользнул вниз в замешательстве. На мне была черная кожаная юбка и сапоги, а также топ с цветочным принтом. «Я выуживаю чаевые». Я выпятила бедро, вызывающе откидывая волосы назад.

«Полиция Нью-Йорка, возможно, будет вылавливать тела в Гудзоне, если посетители сегодня вечером не будут осторожны», — пробормотал он себе под нос, отрывая от меня взгляд.

«Это звучит собственнически», — я выгнула бровь.

«Не собственнический — защитный», — поправил он, вставая и направляясь ко мне. Он остановился, когда мы были на расстоянии вдоха друг от друга, наклонился и прошептал мне на ухо так, чтобы слышала только я. «Поверь мне, Космос, если бы я хотел чего-то другого, я бы окрестил кровать своей лучшей подруги, пригвоздив тебя к ней. Ты дала мне все основания полагать, что ты будешь игрушкой, добровольной жертвой, которой ты являешься».

Меня захлестнули гнев и стыд. Я обошел его, но перед этим наступил ему на ногу. «Постарайся не погубить ее», — сказал я, и мой голос был твердым.

Надо отдать ему должное, он даже не вздрогнул, когда я наступил ему на ногу.

«Так происходит со всем, к чему ты прикасаешься».

«Не волнуйся. Я не трогаю маленьких девочек». Он подмигнул мне. «Вот почему я тебя пощадил».

Боже, он меня бесил. Хотелось бы, чтобы он мне не так сильно нужен был.

Для присмотра за детьми.

Я попыталась стряхнуть с себя странную задумчивость, в которой оказалась по пути к Алхимику. Действительно ли я собрала наряд для чаевых или для Рай? Может быть, немного того и другого. Вид лица Райланда, когда он меня осматривал, почти разрушил меня. Это напомнило мне, что я женщина — условно красивая — и это само по себе подняло мне настроение.

Я прибыл за пять минут до начала смены, и меня встретил Макс, который показал мне заднюю часть бара. Кабинет примыкал к кухне, там был ряд шкафчиков, стол с компьютером и единственный металлический шкаф. Расписание на неделю висело на стене. Я проверил расписание на доске, радуясь, что мне сегодня не придется работать с Такером. Он как раз заканчивал смену. Может, мне удастся вообще его избегать...

«О, здорово». Его знакомый голос скользнул по моей спине, словно холодное мокрое полотенце.