Свободная любовь - Алина Феоктистова

— Послушай, Марго, — сказал он. — Я хотел бы досконально обговорить с тобой нашу будущую жизнь. Я уже говорил с тобой о нашем устном брачном контракте. Один из пунктов ты, надеюсь, еще помнишь?

— Помню, — покраснев, ответила Марго.

— Вот и славно, — улыбнулся Артур. — Так давай обговорим остальное. У тебя есть еще время отказаться, если тебя не будут устраивать мои пожелания. Мы творческие люди, любимая, — продолжал он. — Я художник, а ты будущий архитектор. Наши профессии требуют вдохновения и полета мысли. И то, и другое очень трудно уживается с занудными обязательствами, которых по инерции придерживаются супруги. Цивилизация уходит вперед, все меняется, меняются и сами люди, и некоторые формы отношений уже становятся неприемлемыми. Когда нужен был матриархат, он был, а потом изжил себя. Точно так же изжила себя в наши дни принятая сейчас форма брака.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — призналась Марго.

— Согласись, дорогая, то, что было нормой для наших родителей, сейчас просто смешно: он у нее обязательно первый — отсюда скандалы и разбитая любовь. А сейчас мы понимаем, что это обычное неуважение к женщине, которая так же, как и мужчина, не обязана хранить целомудрие до брака. Мне, например, было все равно, первый я у тебя или нет. Я даже предпочел бы не быть им, ты была бы более опытной в интимных отношениях.

— Да, ты прав, представления о любви у наших родителей были очень смешными, — согласилась Марго. — Ведь главное любовь, а не штамп в паспорте.

— Но нелепости продолжаются и сейчас, — воодушевившись ее согласием, продолжал Артур. — До сих пор считается, что люди, проставившие этот штамп в паспорте, должны полностью отказаться от своего «я», от своих желаний и устремлений, а это невозможно. И что получается? Влюбленная нежная девушка, которой с детства внушили эту чушь, став женой, через какое-то время превращается в подобие полицейской ищейки. Она заставляет мужа проводить все время с ней, не понимая, что у него могут быть свои дела и интересы, не обязательно связанные с ее делами и интересами.

— Я с тобой полностью согласна, — кивнула головой Марго. — Мой отец редко бывает с нами, он вечно занят работой, и мы с мамой уважаем его дела.

— Это замечательно, что у меня будет такая умная жена, — целуя ее в щеку, произнес Артур. — Но многие из женщин не понимают этого и своими истериками и скандалами превращают семейную жизнь в пытку. А все оттого, что устои брака, сложившиеся во времена домостроя, когда человек не был так индивидуален, как сейчас, для современной личности не подходят. Если обыватели еще могут, стиснув зубы, мириться с ними и тайком обманывать друг друга, придумывая предлоги, чтобы ускользнуть из дома и предаться своим интересам, то для нас, творческих людей, которые могут существовать только в условиях свободы, это становится невыносимым. У нас с тобой, милая, все может сложиться по-другому. Давай пообещаем, что никогда не будем стеснять свободы друг друга, чтобы ни один из нас не приносил себя в жертву домостроевским желаниям другого, если эти желания вдруг возникнут. Мы не станем терзать друг друга вспышками ревности и вытекающими отсюда слежкой, подозрениями и прочей гадостью, которая только портит жизнь. Так мы сможем надолго сохранить нашу любовь и получим максимальное наслаждение от нашего брака. Это будет второй и последний пункт нашего договора. Как ты на это смотришь, любимая?

— Конечно, положительно, милый, — сказала Марго. — Мне раньше тоже приходили в голову подобные мысли, но я не смогла бы их так четко сформулировать. Навязчивость в отношениях утомляет, и тот, кого ты любишь, быстро надоедает. У меня так бывало не раз. Поклонники буквально преследовали меня своей любовью, словно у меня нет больше никаких дел и интересов. Не только у мужчин, дорогой, бывает собственные увлечения. Я, например, пока мы не решим завести ребенка, не брошу теннис, а значит, меня часто не будет дома — ведь, кроме тренировок, бывают еще сборы и соревнования, и не всегда они будут проходить в нашем городе. Да и после рождения ребенка я вернусь к тренировкам. Так что меня вполне устраивает наш устный брачный контракт.

— Ты можешь, милая, делать все, что захочешь, — обнял ее Артур. — И я, разумеется, тоже. О ребенке думать пока еще рано. В Европе все нормальные женщины обзаводятся детьми после тридцати, когда они уже успели вкусить все удовольствия молодости и сделали карьеру. А что успела ты? Что ты видела, где была? Ты только начинаешь жить и, надеюсь, не захочешь, чтобы все это закончилось?

— Может быть, ты и прав, — с сомнением в голосе отозвалась Марго.

— Конечно, прав, — с уверенностью произнес Артур. — Да и ты упомянула о ребенке скорее всего потому, что все девушки, вступившие в брак, почти сразу же рожают. Но у них просто не работает голова, вернее, не у них, а у их мужей, которые из нежелания предохраняться обрекают своих любимых на каторжный труд. Скажи мне честно, тебе самой хотелось бы сейчас иметь ребенка?

Марго помолчала.

— Да, в самом деле, мне пока не хотелось бы этого, — ответила она вполне искренне.

— Значит, и в этом наши устремления совпадают, — подытожил Артур. — А потом, когда мы полностью насладимся всем, что может дать нам жизнь и молодость, и чего-то добьемся, мы подумаем и о детях. Возражений нет?

— Нет, — снова кивнула головой Марго. — Дети и в самом деле, наверное, помешали бы нам любить друг друга.

— Я рад, что мы нашли общий язык, — сказал Артур. — Ты приносишь мне только радость. С тех пор, как мы вместе, фортуна стала более благосклонна ко мне. Ты знаешь, швейцарцы купили у меня несколько картин по очень большой цене, и еще три картины приобрел городской музей.

Марго молча улыбалась. Она знала, что фортуна здесь ни при чем. Швейцарцев пригласила на выставку она, разумеется, через мэрию. То же было и с краеведческим музеем. Но вовсе не нужно, чтобы Артур знал это. Пока не нужно…

— А одну картину купил кто-то, пожелавший остаться неизвестным, — продолжал Артур. — И за нее заплатили довольно дорого, хотя она и не совсем удалась мне. Ты знаешь, о какой картине идет речь? — Он улыбнулся.

— Нет, — пожала плечами Марго.

— Картина с нимфой, — торжественно заявил Артур. — Только не нужно уверять меня, что это сделала не ты.

— Нет, не я, — недоумевала Марго.

— Не ты? — на этот раз изумился Артур. — Странно, я был уверен, что эта покупка — дело твоих рук. Значит, твой отец. Больше никто не стал бы приобретать ее. Картина не представляла из себя ценности и была интересна только тому, кто хотел бы иметь у себя в собственности твой портрет или хотел бы, чтобы ее никто больше не увидел.

— Я спрошу у отца, — сказала Марго.

— Если это сделал он, то вряд ли признается. Вероятнее всего, ему просто не хотелось, чтобы его дочь видели в первозданном виде, — возразил Артур. — И он, скорее всего, уже уничтожил картину. А тебе он ничего не скажет, чтобы не расстраивать тебя. Все-таки ты помогала в ее создании…

Марго понимала, почему Артур так говорил о картине. Когда работы его и Николая были окончены, художники для сравнения поставили их рядом. По совершенно непостижимой для Марго причине картина Николая выгодно отличалась от произведения его учителя, хотя технически и уступала ему. Но в облике нимфы с голубыми глазами было что-то притягательное, невольно приковывающее взгляд, тогда как о зеленоглазой нимфе можно было сказать лишь то, что она безусловно красива и лежит в очень живописной позе на фоне весьма живописного пейзажа. В голубоглазой нимфе таилась какая-то одухотворенность, загадочность, и Надя в беседах с Марго уверяла, что это получилось потому что Николай талантливее Артура и вдобавок вкладывает в свою работу подлинное чувство любви. Но Марго только смеялась в ответ. Не мог ученик быть талантливее такого учителя, да и о какой любви может идти речь, если у Николая нет даже девушки, с которой бы он встречался. Или Надя полагает, что это она сама вдохновляет его?