Гуд бай, стервоза! - Джо Шрайбер

Как на вас повлияла история вашей семьи, культура и ваше окружение?

Университет Флориды

Отец открыл двери, и мы вошли внутрь. Мы прошли по пропылесосенным коврам вдоль череды закрытых дверей и залов для конференций. Темнота словно затаила дыхание.

— Здесь никого нет, — сказал отец.

Я ничего не ответил. Мы продолжали идти вперед. В дальнем конце коридора, у банковского ксерокса, я повернул налево и остановился. В двадцать ярдах от нас, в боковом офисе, горел свет. Не оглядываясь на отца, я рванул к дверям этого офиса.

Я уже поднял руку, чтобы взяться за ручку, как вдруг голос позади меня произнес:

— Простите? Я могу вам чем-нибудь помочь?

Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Передо мной стояла Валери Стэтхэм — в белой блузке и юбке, без туфель, почти не накрашенная. Ее волосы были распущены, и выглядела она намного старше, чем тогда, когда мы беседовали в лифте. Возможно, это было из-за удивления на ее лице.

— Филипп? — спросила она, бросая взгляд на моего отца. — Что вы здесь делаете?

Она повернулась ко мне:

— Что? Что здесь происходит?

— Я…

Отец покачал головой:

— Извини, Валери, но я, честное слово, ничего не знаю.

Валери отступила на шаг, переводя взгляд с моей окровавленной рубашки на разбитую губу отца.

— Вы оба выглядите ужасно. У вас все в порядке?

Отец кивнул.

— Перри… — начал он, и я представил, как он скажет сейчас: «Просто у нас с Перри был личный разговор о том, что значит ответственность», или: «У Перри просто случился один из его странных приступов», или еще круче: «У Перри, похоже, проблемы с невозможностью отличить фантазии от реальности».

Вместо этого он сказал:

— Перри спрашивал меня про кого-то по имени Сантамария. Есть у тебя хоть какие-то соображения на этот счет?

Валери обернулась ко мне, глаза ее сузились:

— Сантамария?

— Да.

— Нет, я ничего не знаю.

— Здесь есть кто-нибудь еще? — спросил я.

— Нет.

— Откуда вы знаете?

Что-то изменилось в выражении лица Валери. Я не мог бы точно сказать, что именно — я недостаточно хорошо знал ее для этого, — но ее удивление стало каким-то натянутым, оно уже не казалось естественным.

Она посмотрела на отца:

— Филипп, можно поговорить с тобой с глазу на глаз в моем офисе?

— Разумеется, — кивнул отец.

— Нет, — я схватил его за запястье. — Не делай этого, не ходи с ней!

Теперь они оба уставились на меня. Валери очень пристально смотрела мне прямо в глаза.

— Бедняга, ты выглядишь совершенно разбитым… Перри, мне очень понравилось ваше сегодняшнее выступление, особенно та часть, в которой выступал ты. Ты был прав, ваша группа очень хороша. Однако на вашем месте я бы поискала другого осветителя.

Я уставился на нее.

— Так это вы, — сказал я.

— Извини.

— Это вы — Сантамария.

Валери отреагировала не сразу, но когда она это сделала, то сделала с натянутой, давно отрепетированной улыбкой.

— Что ж, меня называли многими именами на протяжении жизни, но так, кажется, никогда. Я, скорее, Нина или Пинта, как тебе такие имена?

— Именно поэтому вы и пришли в бар сегодня вечером, — сказал я. — Потому что Гоби была там.

— Извини, — сказала Валери, — но я, честное слово, не…

— За что вы приговорили ее сестру?

— Уверяю тебя, единственное, что я сегодня приговорила, это бутылочку «Маалокса», да и то потому, что выпила слишком много кофе.

— Вы отмывали эти деньги, вы делали это отсюда. Вы — банк.

— Прошу прощения?

— Перри, — сказал отец, — достаточно.

Улыбка Валери не изменилась.

— Похоже, кое-кому тут больше не требуется рекомендательное письмо в Колумбийский университет?

— Отец, не ходи с ней в офис. Мне плевать, насколько сумасшедшим ты меня считаешь, можешь запереть меня на всю оставшуюся жизнь, но только давай уйдем отсюда.

— Перри, не валяй дурака.

И прежде чем я смог остановить их, отец вошел в офис Валери и запер за собой дверь. Минуту было тихо. Я слышал голоса — поначалу голос Валери звучал ровно и спокойно, потом я услышал голос отца, потом снова голос Валери — он был уже громче. Я подошел к двери и попытался открыть ее, но она оказалась заперта изнутри. Тут отец повысил голос — он почти кричал:

— О чем ты говоришь?! Что все это значит?!

Вдруг что-то загремело, послышался звук падающей мебели — так, словно кипы книг повалились на пол. Дверная ручка лихорадочно задергалась — ее пытались открыть с той стороны, но дверь не поддавалась.

— Папа! — заорал я. — Папа, открой!

И тут грохнул выстрел.