Подкати ко мне нежно - Карли Робин

Ситуация начала накаляться лишь к середине гонки. Отрыв между Блейком и Гарри медленно таял, пилот «Эвереста» постепенно нагонял лидера. Целый круг они шли вплотную, но Блейку наконец удалось вырваться вперед. Ливень со временем становился только сильнее. Уже случились две аварии в середине пелотона. Я вообще не понимала, как они все хоть что-то видели.

Все случилось так быстро, что я едва все не пропустила. Гарри потерял управление во время подъема на один из самых крутых поворотов и зацепил правое заднее колесо болида Блейка своим левым передним. Болид Блейка мигом вышел из-под контроля и под острым углом влетел в отбойник. От удара его выбросило обратно на трассу, и мгновение спустя, еще сильнее усугубляя ситуацию, в заднюю часть машины влетел другой гонщик. Куски искореженного металла лежали перед разбитой баррикадой. Мои колени подогнулись, весь гараж затих. Никто даже не пошевелился. По всей трассе слышались лишь панические выкрики и вздохи. Секретарь гонки мгновенно показал красный флаг, велев всем остававшимся на трассе пилотам возвращаться в пит-лейн на минимальной скорости.

– Ты в порядке? – раздался по радио голос Андреаса. – Блейк?

Время для нас замедлилось в ожидании его ответа. Я ощущала себя совершенно бесполезной. Как и все мы. Мы превратились в случайных зевак, которые только и могли, что надеяться, что Блейк в порядке и машина безопасности быстро до него доберется. Это был совершенно внетелесный опыт – слышать панические звуки, видеть, как мимо мелькают размытые силуэты людей, чувствовать запах топлива, бояться и одновременно не осознавать, что все это происходит со мной. Я даже не понимала, что затаила дыхание, пока Джози не обняла меня за плечи и не сказала, что «Гало»[41] и другие меры безопасности установлены не просто так и призваны оберегать пилотов. Но глаза ее рассказывали совсем иную историю, чем губы, и я видела, что она напугана точно так же, как я. Это была не первая авария Блейка, но определенно одна из худших.

– Блейк, ты можешь ответить, ты в порядке или нет? – снова попытался Андреас. – Машина безопасности уже в пути.

Еще десять мучительных секунд молчания.

– Блейк? Дай знак, если слышишь нас. Ты пострадал?

Прошло еще несколько секунд, прежде чем по радио послышался голос Блейка:

«Черт. Черт. Черт. Что за чертов хаос. Простите, мне очень жаль».

Только Блейк мог извиняться за аварию, в которой даже не был виноват. Его команда значила для него все, и механикам теперь предстояла уйма работы, чтобы привести его болид в форму к следующей гонке. Меня захлестнула такая мощная волна облегчения, что я осела на пол. Мне было все равно, что я заляпаю джинсы топливом, смазкой, грязью или сажей. С Блейком все было в порядке. С ним все было в порядке. Хвала Господу.

Я никогда так сильно не ненавидела спорт, как в тот момент.

Глава 18: Блейк

Я был чертовски зол, но в целом все было в порядке. Мое эго пострадало больше меня. Болид можно восстановить, а вот упущенные очки – нет. В этом сезоне Гарри медленно нагонял меня в личном зачете, и от этого голова болела сильнее, чем от удара при перегрузке 5,6 g. По крайней мере, на этот раз никто не получил очков, поскольку гонку закончили с красным флагом. С учетом проливного дождя и низкой видимости гонку вообще нельзя было проводить. ФИА сейчас, без сомнения, пыталась сочинить какое-то заявление, которое бы объясняло, какого черта они не остановили гонку сразу.

Обычно я успевал подготовиться к столкновению, чтобы смягчить удар, но Гарри выбил из меня весь дух. Он не был единственным виновником аварии – спасибо погоде, – но его все равно за нее оштрафуют. Неважно, как тщательно мы готовимся ко всему, никто не в силах предсказать, как именно дождь повлияет на поведение наших болидов.

Мне не терпелось покинуть медицинскую палатку рядом с трассой, но я знал, что не смогу уйти, пока доктор меня не отпустит. Пилоты, подвергшиеся удару определенной силы, были обязаны сюда прийти, чтобы все удостоверились, что они в порядке. Я сидел в изножье жесткой медицинской койки, которую мне выделили, и отвечал на сообщение сестры, когда услышал голос Эллы:

– Мне тоже разрешено сюда входить. У меня есть бейджик и права, знаете ли.

Я не удержался от улыбки при виде развернувшейся сцены. Элла размахивала своим бейджиком «МакАлистера» перед лицом молодого санитара. Парень едва ли был старше двадцати трех, и он явно растерялся и не понимал, угрожают ему или нет. Он оглядывался по сторонам в поисках помощи, но все остальные были заняты. «Бедолага». Бейдж Эллы для него вообще ничего не значил, но она напустила на себя важный вид.

– Простите, мисс, – наконец выдавил он, кончики его ушей покраснели и почти сравнялись по цвету с рыжими волосами. – Никаких посетителей, пока доктор его не отпустит.

– Какие, к черту, посетители, – огрызнулась она, – я похожа на посетителя, малыш?

«Ауч». Когда Элла называла кого-то «малышом» или «дружочком», она была настроена серьезно.

– Она может зайти, – крикнул я, не сходя с места.

Я постарался выдавить из себя улыбку при виде Эллы, но у меня скорее получилось что-то вроде гримасы боли. Я не хотел, чтобы она видела меня таким слабым, но и оставаться в одиночестве мне тоже не улыбалось. Она прошмыгнула мимо растерянного пацана и устремилась к моей постели. Обхватив меня руками, Элла уткнулась лицом мне в шею. Столь публичное проявление привязанности меня удивило.

– Осторожнее, милая, – окликнул ее доктор. – У него уйма ушибов.

Она быстро разжала объятия и отскочила в сторону, как будто у меня тело воспламенилось. Ну, учитывая, как сильно она прижалась, это вполне могло стать правдой.

– Все в порядке. Едва ли она может как-то сильно мне повредить, учитывая, что весит не больше восьми стоунов.

Доктор усмехнулся и оставил нас вдвоем.

Элла переключила свое внимание на меня и разочарованно цокнула.

– А восемь стоунов это сколько в фунтах? Я не знаю метрической системы, и вообще, говорить о весе женщины – это грубо.

Она медленно изучала меня в поисках очевидных повреждений. В ее взгляде не было ничего чувственного, но от ее пристального внимания мое тело аж вскипело. Элла выглядела взволнованной и напряженной, ее волосы вылезли из резинки, шнурки на кроссовках (или кедах, как она их называет) развязались.

– Я рада, что ты в порядке, – едва слышным голосом сказала она.

– Эй, – я притянул ее к