Крик тишины - Дакота Уиллинк

она мастерски умудрялась скрывать, насколько она материалистична. Она ценила свои дизайнерские сумочки превыше всего остального, включая меня и щенка, который имел привычку жевать дорогие кожаные сумки. В конце концов, я оставил щенка себе, а она — то, что осталось от ее коллекции Louis Vuitton.

— Послушай, Вэл — не Кассандра. Всё, что ее волновало, — это мой банковский счет. Я не уверен, какие у нас с ней были отношения. Она была больше влюблена в себя, чем в меня.

— И ты это не замечал, прежде чем вы решили завести собаку? — сухо спрашивает она.

— Ты сама любишь Мейси и знаешь это, — возражаю.

— Она очаровательна. Конечно, я люблю ее. Но суть не в этом.

— Итак, в чем суть?

— Слушай, Дерек. Я люблю тебя и не пытаюсь обидеть. Я просто беспокоюсь. Ты симпатичный парень, у тебя есть деньги и огромное сердце. Однажды ты станешь для кого-то настоящим сокровищем.

— Только не для Вэл?

Сестра вздыхает, словно ей требуется минута, чтобы собраться с мыслями.

— Мне нравится Вэл, и она трудолюбивая. Она кажется довольно милой, но у нее явно есть какое-то прошлое, от которого она бежит. Она пришла на собеседование с явно крашеными волосами, которые выглядели так, будто их коротко подстригли кухонными ножницами. До сих пор она отработала три смены в «Camilla's», и ни разу ее одежда не была ей по размеру. Такое ощущение, что это чьи-то растянутые обноски. И хотя всё это не должно иметь ни малейшего значения, но имеет, если сопоставить ее внешность с тем, как она себя ведет. Она всегда украдкой поглядывает на дверь, как будто ожидает, что в любой момент в нее ворвется бугимен[48]. Если неожиданно натолкнуться на нее, она вздрагивает. А в конце смены, когда она пересчитывает чаевые, на ее лице появляется странное выражение трепета — как будто она нашла горшочек с золотом на конце радуги. Я не знаю… это трудно объяснить, не видя своими глазами. Еще она выглядит измотанной. Мешки под глазами наводят меня на мысль, что бедная девочка не спала несколько недель.

Зная, что Изабелла никогда не судит людей по внешности, мне трудно слышать, как она описывает женщину, которую я вижу только красивой — независимо от того, как выглядят ее волосы или одежда. Однако, раз моя сестра об этом говорит, трудности Вэл должны быть очевидными, и я на мгновение лишаюсь дара речи.

— К чему ты клонишь?

— Я говорю, что ты едва знаешь эту девушку. Любой может увидеть, что она ходячая катастрофа — любой, кроме тебя, конечно. Не могу не задаться вопросом… почему именно она, Дерек?

Думаю об ангельской улыбке Вэл — робкой, но искренней и абсолютно прекрасной. Она почти не улыбается, и мне больше всего хочется это изменить. Затем вспоминаю ее смех, и хотя давно его не слышал, всё еще могу восстановить это воспоминание. Он — как теплый мед, льющийся на меня — густой, насыщенный, настоящий. А ее тело… одна только мысль о ее обнажённых изгибах в моих объятиях не раз доводила меня до бессонных ночей. Я думал, представлял, каково это — чувствовать, как она извивается от удовольствия подо мной. Она почти незнакомка, а я жажду ее самым необъяснимым образом.

— Не знаю почему, Белл. И она не катастрофа. Я знаю ее лучше, чем ты думаешь. Это не просто увлечение. Я… — замолкаю, услышав в своем голосе оборонительный тон и смягчаю тон: — Нет, ты права. Я ее почти не знаю, но при этом ощущение, будто мы знакомы уже много лет. Я что-то чувствую к этой девушке. Никогда раньше не привязывался к кому-то так быстро. Между нами проскочила искра, которую я не могу объяснить.

— Я чувствовала то же самое к Кристоферу. Это было как гравитация — будто нас тянуло друг к другу, пока не стало казаться, что мы единственные люди в целом мире. Я понимаю, Дерек. Правда понимаю. Но между нами с Кристофером не было тайн. Разве что его властная мать, которая считает, что знает всё, просто потому, что она итальянка. Честно, она могла заставить пить кого угодно. Удивительно, что я до сих пор не ложусь спать с бутылкой самбуки, — говорит она со смехом. Слышу, как она глубоко вздыхает, и понимаю, что у нее на уме куда больше, чем просто шутки.

— Скажи прямо. Что на самом деле тебя беспокоит в моем интересе к Вэл?

Она фыркает, и хотя не вижу ее перед собой, легко представляю, как она потирает переносицу — привычка, выдающая то, что она нервничает.

— Ты совсем как папа, Дерек. Если любишь — то всем сердцем. Если ты и правда будешь с Вэл, ей крупно повезет. Но мне кажется, есть многое, чего ты не видишь со стороны. Если она и правда пережила насилие, как мы оба подозреваем, тебе стоит быть осторожным — не бросаться в эту историю с головой. Насколько тебе известно, она напуганная девушка, с травматичным прошлым. Вспомни Хану и всё, что она пережила. Ты сам видел, как работает катастрофическое мышление. Такая установка может заставить Вэл зациклиться на худшем сценарии. Не говорю, что это с ней случится, но боюсь, она может неосознанно всё испортить, прежде чем вы успеете начать. А я не хочу, чтобы тебе снова было больно.

Хмурюсь от ее слов, и внутри просыпается тревожное чувство, что она может быть права. Иногда она лезет не в свое дело, но почти всегда дает дельные советы.

— То есть ты хочешь сказать, что мне вообще не стоит ничего предпринимать?

— Наоборот. Я совсем не это имею в виду. На самом деле, думаю, тебе стоит поухаживать за ней. Если не попробуешь, будешь жалеть. Ты и так уже слишком долго зациклен на ней. Я просто хочу убедиться, что ты всё хорошо обдумал. Кто знает, может, ты именно тот, кто ей нужен. Помнишь, говорил про искру? Пора узнать, сможет ли она превратиться в пламя.

Глава 18

Вэл (Джианна)

Рассеянно зачерпываю ложку теплой овсянки и пялюсь на часы. До персональной тренировки остается два часа. С каждой минутой мои опасения растут.

Не чувствуя особого аппетита, выливаю содержимое миски и иду одеваться. Надев те же спортивные штаны и майку, что были на мне накануне, окидываю себя взглядом в зеркало. Одно ясно — моя внешность оставляет желать лучшего. Короткие волосы стянуты в жалкий маленький пучок на затылке. Когда-нибудь наскребу достаточно денег, чтобы сделать