Куколка - Ирина Леонидовна Воробей

– Мне кажется, это глупости, которые у тебя вызывает тоска по ней, – резко ответила ей Татьяна, сделав глоток пряного кофе. – А танцевала ты, потому что у тебя талант. Она его просто увидела. Тебе повезло, что вовремя.

Муравьева со слезами на глазах посмотрела на нее пристально, поджав губы. В этом взгляде, действительно, было много тоски и ума. Муравьева всегда была сама по себе, но только теперь Татьяна поняла почему. Собственный мир сильно поглощал ее. У нее была целая куча комплексов и проблем, которые она постоянно анализировала, и чтобы это не выходило наружу, она старалась просто мало открывать рот, часто прятать глаза и подолгу быть наедине с собой. Но выговориться порой хотелось даже ей. Это Татьяна еще вчера в баре поняла. Она не поняла только, почему вдруг ей. Просто потому что Татьяна оказалась рядом? Она ведь все-таки была из противоположного лагеря, она ведь дружила с Дашей, хотя после сегодняшней ночи она и сама не знала, относится ли к этому лагерю и хотела ли к нему относиться. Муравьева предстала перед ней искренней, уязвимой и больной, чего она раньше не могла и представить.

– Вот я всегда танцевала для отца, – через маленькую паузу продолжила Татьяна. – Он так верил в меня, что мне казалось, что и талант, и желание у меня есть. А ты мне как-то сказала, что это не мое…

Тут у нее самой навернулись слезы.

– Мне было обидно тогда. Но, может быть, ты была права, – с грустью заключила Татьяна и склонила голову.

– Прости, – тихо сказала Муравьева, взяв ее руку в свою и крепко сжав. Татьяна легонько вздрогнула от такой горячности. – Я бросила, не подумав. И не со зла. Это было вырвавшееся предположение. Просто мне тогда показалось, что тебе плевать на балет, что ты где-то в облаках витаешь. Я не могла понять, как может быть что-то важнее балета, экзаменов и спектакля, к которым мы, считай, с пеленок готовились. А теперь понимаю…

Муравьева взглянула на Вадима и грустно улыбнулась. Парень неловко замял плечами.

– Он здесь ни при чем! – воскликнула Татьяна. – Я просто ощущала на себе груз ответственности, который не могла больше выносить. Ты не знаешь, каково это – не оправдывать ожидания, потому что ты их всегда превосходила! А я всегда старалась им хотя бы соответствовать. Но в итоге не выдержала. И разочаровала отца, который только этим и жил. Тебе никогда не понять, каково это так проваливаться. Прилагать все усилия и все равно проваливаться.

– Я не проваливалась только потому, что было не перед кем! – все более дрожащим голосом говорила Муравьева. – В меня никто не верил, поэтому ничьих ожиданий я и не боялась не оправдать. И я правда не знаю, хорошо это или плохо. Но мне от этого плохо. В тебе хотя бы есть кому разочаровываться. Они будут любить тебя, даже если ты не будешь балериной! А мне, чтобы заслужить любовь, хоть какую-нибудь, надо быть лучшей. А моим родителям даже в этом случае плевать…

Голос ее надломился, веки уже не могли удерживать слезы. Она разрыдалась, согнувшись пополам на стуле и обхватив голову руками. Татьяна сама была на грани, поэтому легко разревелась следом. Вадим опешил. Он стоял у раковины, выпучив глаза, не двигаясь, не зная, что делать с двумя плачущими девушками. Руки его были в бессилии опущены по бокам. Поняв, что он ничего не может сделать, он решил удалиться с кухни и аккуратно прикрыл за собой дверь. А Татьяна с Муравьевой рыдали навзрыд, громко, не сдерживаясь, стеная и всхлипывая. Плач каждой прерывался то глубокими вздохами, то сильной дрожью грудной клетки. Зато после этого обеим сильно полегчало.

Они вытерли слезы бумажными полотенцами, что висели возле раковины. Татьяна начала мыть за собой посуду. Муравьева протерла кухонный стол тряпкой. Потом они с Татьяной встретились глазами и обе рассмеялись в продолжение своей истерики, только смех этот был легким, словно высвобожденным после долгого сдерживания в груди.

Тут в кухню вошел Вадим, неся в руке, как на подносе, Татьянин вибрирующий телефон. Девушка увидела на экране, что отец звонил уже 15 раз, но она до этого не слышала и вообще забыла о существовании своего телефона. По всему телу пробежал разряд отрицательно заряженной энергии. Она быстро собралась, прокашлялась, чтобы привести горло после плача и смеха в норму и подняла трубку.

– Ты где опять шляешься? – тут же обвалился на нее шквал волнений и страхов отца, что он пережил. – Я же тебе сказал возвращаться домой! Еще в три ночи! Уже половина двенадцатого! Где ты опять пропадаешь? Ты меня так до инфаркта доведешь своими гулянками! И мне плевать, что у вас был выпускной спектакль!

– Паап, все в порядке… Я… я у Веры с Лизой… – Татьяна быстро взглянула на Муравьеву, требуя от нее поддержки. Та недоуменно на нее смотрела, не понимая, чего Татьяна от нее добивается. – Мы немного выпили, и я поехала к близняшкам. Я дам тебе Веру сейчас.

И она передала трубку Муравьевой. Та возмутилась, вздохнула, но ответила. Татьяна шепотом подсказала ей имя и отчество отца.

– Доброе утро, Николай Сергеевич! – стараясь подражать Вериной расслабленной манере речи, говорила Муравьева. – Вы не ругайтесь на Таню, она у меня… у нас. Мы решили устроить пижамную вечеринку. Но Таня уже собирается домой.

Затем телефон опять перешел к Татьяне. Голос у отца был злой. Он коротко сказал ей ехать домой и бросил трубку. Девушка выдохнула. Хотя осадок у нее остался нехороший. Слишком странным был голос отца.

– Мне кажется, он не поверил, – заметила Муравьева.

– Все равно спасибо, – вздохнула девушка, заметив, как Вадим закатывает глаза.

Надо было собираться. Татьяна завидовала Муравьевой в том, что ей не нужно ни перед кем отчитываться и никому врать, а Муравьева, наоборот, завидовала Татьяне в том, что кто-то ее ждет, беспокоится о том, где и с кем она ночевала и почему так вышло. Ей же никто не предъявит претензии, не спросит, чем она занималась и с кем. У одной была свобода, сопровождаемая одиночеством, у другой – зависимость от близкого человека. И это их, как ни странно, сблизило.

Пока девушки собирались, Вадим копался в телефоне на кухне. Сборы шли медленно. Татьяна хотела как можно дальше оттянуть момент прощания с Вадимом и разговор с отцом, а Муравьевой, кажется, просто было скучно. Татьяна предложила вместе поехать на такси, но та