По извиистым волнам - Вал И. Лейн

Так же быстро, как нырнул, он отплыл, ухмыляясь, будто только что выиграл приз. Он повернулся к команде, вызвав смешки у людей на палубе. Я внезапно почувствовала тошноту. Все в этой ситуации было неправильным, и я не могла поверить, что позволила Беллами использовать меня в качестве приза, чтобы покрасоваться перед командой. Ной и МакКензи ошеломленно стояли в стороне, и Ной укоризненно покачал головой.

Словно очнувшись от какого-то дурного сна, я моргнула, остановила наш все еще продолжающийся танец и вырвалась из хватки Беллами.

Не оглядываясь, я исчезла в темной части корабля, молясь, чтобы никто не последовал за мной. Я бросилась между двумя пушками под палубой, где чувствовала себя достаточно защищенной, чтобы позволить себе плакать, пока не выплеснула все слезы, которые сдерживала. Приглушенные звуки музыки и танцев надо мной погрузили меня в странное чувство одиночества и комфорта, в котором я позволила себе оставаться, пока все не стихло.

21. Крысы с тонущего корабля

Майло

Я пытался заснуть там, на церковной скамье, но не мог собраться с мыслями. Я знал, что, выйдя за пределы этой церкви, рискую быть узнанным, но меня поразило осознание, которое я не мог игнорировать. Мой отец, скорее всего, был в порту и присоединился к суматохе, пока все работали, чтобы не дать своим лодкам сгореть. Что означало, что наш дом остался без присмотра. Это могло бы стать прекрасным шансом узнать, что скрывал мой отец. Или, возможно… просто возможно… я мог найти доказательства обратного… что он ничего не скрывал. Что он честный человек и не участвовал в таком кошмарном деле. Я сомневался в этом, но надеялся, что, возможно, это правда.

Кроме того, мне нужно было чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Если я не думал об отце, то беспокоился о Катрине. Мне было плохо от этого. В тот момент я хотел ее больше всего на свете. Я хотел прижать ее к себе и вдохнуть ее аромат. Я тосковал по ней, и мое сердце разрывалось от боли каждый раз, когда мне приходила в голову мысль, что она не выжила при кораблекрушении. Но я знал, что это не так. Она, как никто другой, могла выжить в море. С ней все будет в порядке, сказал я себе. Я просто должен найти ее.

В тишине я вышел в ночь, унося одиночество с собой, как тень. Я прибыл в дом отца — мой дом — когда вдали зазвонили колокола. Было уже за полночь. Отец должен был вернуться, когда закончит закреплять свои корабли. Я подергал дверную ручку. Как и ожидал, она была заперта, но я слишком хорошо знал, что в моей комнате есть окно, которое я часто оставлял открытым в детстве, потому что мне нравилось, как по ночам стрекочут лягушки и сверчки.

Я подошел к окну и просунул голову внутрь. Мальчик…я… спящий в кроватке у стены, не пошевелился. Но одинокая зажженная свеча подсказала мне, что он либо проснулся за несколько мгновений до этого, либо притворялся спящим. Я рискнул.

Я прокрался внутрь через окно, стараясь не издавать ни звука, отбрасывая зловещую тень на стену в свете свечи. Когда мои ботинки коснулись пола, я вздохнул с облегчением, поскольку мальчик не шевелился. Легкими, как перышко, шагами я обошел остальную часть дома.

— Наконец-то, — пробормотал я, подходя к отцовской двери. Я так долго мечтал увидеть, что находится за ней, а теперь еще больше, чем когда-либо.

Взламывая замок, я был разочарован тем, что не могу его открыть. Никогда еще мне не приходилось сталкиваться с таким сложным замком, хотя я успешно вскрывал бесчисленное множество других. Но в лунном свете, падавшем в окно, я заметил на дверной ручке что-то, показавшееся мне странно знакомым. Конечно, я видел эту дверь миллион раз. Но где еще я мог видеть этот символ на дверной ручке?

И тут меня осенило. Точно такой же символ был вырезан на обратной стороне компаса моего отца. Я достал компас из кармана и поднес его к двери, чтобы сравнить. Точно такая же метка. Буква «Х», обозначающая Харрингтон.

Я вертел в руках компас, мысленно решая головоломку. Я потряс его, услышав, как внутри что-то загремело. Я слышал его раньше, но никогда не придавал ему особого значения, ведь этому навигационному прибору 300 лет. Но потом я задумался…

Стараясь не шуметь, с помощью ножа отколупнул пластину основания компаса. Там был маленький ключик. Я попробовал вставить его в замок. Когда понял, что он идеально подходит, меня пробрала дрожь. Отец хотел, чтобы я нашел это. Он подарил мне этот компас в день своей смерти. Что бы ни находилось за этой дверью, я всегда должен был знать об этом.

Глубоко вздохнув, помолился, чтобы все это оказалось недоразумением. Возможно, был шанс, что мой отец на самом деле не был вовлечен в эту ужасную сделку. Возможно, это была просто одна ошибка, или, может быть, он заключил сделку, которой не понимал.

Я услышал тихий щелчок замка, когда повернул ключ, и дверь со скрипом открылась от легкого прикосновения. В комнате было темно. Но я почувствовал запах дыма от только что погашенных свечей. Я взял одну из них, чтобы зажечь, и понес с собой, чтобы лучше видеть. При свете маленького огонька обошел эту новую комнату. Кровать, которая была больше моей. Стол в форме бочонка, на котором стояли ликеры и ром всех сортов. Сундук с ботинками и парусиной. Пергамент и карты, спрятанные в углу. Ничего такого, чего я не ожидал бы увидеть в спальне моряка. Пока я не повернулся. Я повернулся, и свет свечи осветил поразительное изображение женщины на стене. Набросок моей матери углем, приколотый к стене над детской колыбелью. Это мог бы быть портрет моего брата, если бы он не умер вместе с моей матерью.

Я почесал затылок, поднося свечу поближе к пустой подставке. Внутри, похоже, что-то было. В центре лежало золотое кольцо. Я сразу узнал в нем обручальное кольцо моей матери на тонкой золотой цепочке. А вокруг него лежали записки. На пыльном покрывале внутри были разбросаны всевозможные записи. Некоторые из них были старыми. Некоторые выглядели так, словно были написаны вчера. Но все они были просто случайными словами и загадочными фразами.

Люблю.

Прости.

Потерял.

Навсегда.

Ушла.

Сожалею.

Пока я в замешательстве просматривал записи, голос сзади чуть не заставил меня подпрыгнуть, но я удержался