Заслуженная пышка для генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

Он схватил за руку Мэричку, которая сидела с краю, и её пронзительный визг разорвал тишину. Этот звук был не просто испуганным — он был животным, как будто её снова тронули те самые руки, те самые грязные, похотливые, убийственные руки, которые она пыталась забыть.

Мой сердце — разорвалось.

Марон двинулся.

Двинулся — как тень, как смерть, как дракон, разбуженный криком детёныша.

Он выхватил Мэричку из грязных рук — не бросил мне.

Вложил. Нежно. Крепко. Как драгоценность.

— Мне тоже очень приятно познакомиться! — послышался его голос. Тихий. Ледяной. Смертельный. — Особенно с главной кралей.

Он вышел из кареты.

Медленно.

Спокойно.

Как тень, сошедшая с горы.

Но в его голосе я слышала смерть.

Я не успела ничего понять — как он захлопнул дверцу.

И тут — дикой, надрывный крик.

Не один.

Три.

Сначала — визг боли.

Потом — хрип ужаса.

Потом — тишина.

Глубокая. Мёртвая. Как гроб.

Мэри плакала, вжимаясь в меня, как раненый зверёк. Её тело дрожало, глаза были пустыми, но она не кричала. Этот безмолвный ужас был страшнее всего. Я обняла её крепко, нежно, как мать, пытаясь защитить от всего несправедливого мира.

— Шторки задерните, — мягко произнёс Марон, приоткрывая дверцу на сантиметр. Его глаза не смотрели на нас. Они были устремлены внутрь себя, в ту боль, которую только что выпустила наружу Мэри.

Я поспешила задернуть шторы, но звуки, доносящиеся снаружи, не могли быть заглушены. Хруст костей, сдавленный стон, тяжёлое дыхание — всё это смешалось с тишиной, создавая ощущение нереальности происходящего.

— И вам хорошего вечера, — произнёс Марон, забираясь обратно в карету. Его голос был спокойным, вежливым, как будто он только что не убивал, а пил чай с гостями. — Очень приятно было с вами поговорить, дамы.

Я выглянула в окно.

Снег был покрыт кровью.

Много крови.

Она заливала снег, растекалась, парилась на морозе.

Снег больше не был белым — он стал розовым, алым, живым.

И среди этого кровавого хаоса лежал чей-то сапог, брошенный, как памятник, напоминание о том, что произошло.

Глава 68

— Поехали, — коротко бросил Марон, осторожно прикрывая дверцу.

Я сидела рядом, прижимая к себе Мэричку — маленькую, дрожащую, как птичка после грозы. Её голова — у меня на плече. Её пальцы — вцепились в моё платье, как будто я — последний якорь в бушующем море. Глаза — опущены. Дыхание — прерывистое. Она не плакала. Не кричала. Молчала. И это было страшнее всего.

— Ну, чего ты? — мягко спросил Марон. Его голос — не командный. Не ледяной. Тёплый. Как будто он снял доспехи — и остался просто человеком. — Испугалась?

Мэричка лишь шмыгнула носом. Губы — задрожали. И она вжала́сь в меня ещё сильнее, как будто пыталась исчезнуть — в моих объятиях, в ткани платья, в тени, где её не найдут.

Марон не торопился.

Он протянул руку — не хватал. Не тянул. Протянул. Как мост. Как спасательный круг. Как обещание.

— Ничего не бойся, — произнёс он тихо, но твёрдо. — Со мной ты в безопасности. Никто не посмеет тебя обидеть.

Он обхватил её за плечи — не схватил. Обхватил. Осторожно. Нежно. Как будто боялся — не её испугать… а себя — сделать что-то не так. Его пальцы — огромные, сильные, надёжные — легли на её хрупкие плечики — и вдруг… Мэричка не отпрянула.

Она не вскрикнула.

Она не заплакала.

Она… позволила.

— Тебя никто не обидит, — повторил он, и его голос — стал тихой мелодией. Успокаивающей. Но с металлом под ней. С огнём. — Я здесь. И пусть только попробуют.

Она всё ещё дрожала. Сжалась в комочек. Дыхание — рваное. Глаза — в пол. Но… её пальцы — разжались. Чуть-чуть. На миллиметр. Но — разжались.

Марон вздохнул. Глубоко. Тяжело. Как будто взвалил на себя всю её боль. Весь её страх. Всю её прошлую жизнь.

— Всё ещё боится, — тихо сказал он, обращаясь ко мне. — Но это нормально. Она пережила… многое.

Он снова посмотрел на неё. Прямо. В глаза. Даже если она их не поднимала — он знал, что она чувствует его взгляд.

— Если вдруг кто-то попытается тебя обидеть, — произнёс он, и в его голосе — не угроза. Инструкция. — Сразу говори: «Сейчас я позову генерала. И ты умрёшь».

— Даже принц? — прошептала Мэричка. Голос — тихий. Но — твердый. Как будто она уже начинала верить.

Марон улыбнулся.

Не усмехнулся. Не скривил губы.

Улыбнулся.

Тёпло. Искренне. Как будто впервые за много лет — ему не нужно было прятать это чувство.

— Мне без разницы, — сказал он. — Хоть принц. Хоть два. Хоть весь королевский совет.

Мэричка вздрогнула. Посмотрела — не на него. На свою руку. Которую он всё ещё держал. Её пальцы — медленно разжимались. Как будто страх — отпускал. Как будто доверие — входило.

— А я ему руку оторвал, — неожиданно произнёс Марон. — Ту самую… Представляешь?

Мэричка замерла. Глаза — распахнулись. Дыхание — перехватило.

— А нечего распускать было, — добавил он, внимательно глядя на неё. Голос — мягкий. Но — стальной. — Я понимаю. Тебя однажды обидели… и никто не защитил. Но теперь… у тебя есть я. Я всегда готов защитить тебя. Слышишь? Сначала убиваю. Потом разбираюсь.

Он улыбнулся — снова. И в этот раз — в его глазах — не лёд. Золото. Огонь. Обещание.

Мэричка медленно села на своё место. Не отстранилась. Не спряталась. Просто — села. Её рука — всё ещё в его руке. Не сжата. Не вырвана. Просто — лежала. Как будто нашла дом.

Это был прорыв.

Невероятный.

Настоящий.

—

А потом — Симба.

Она, как всегда, не вовремя — и идеально вовремя.

Симба сидела рядом с Мэри, листая книгу — «Как очаровать принца за пять минут (и выжить после этого)» — и вдруг — взгляд от книги, вопрос в воздух:

— Теть Оль, а что делать, если мужчина говорит, что я и так красивая без новой шляпки и нового нарядного платья?

Я вздохнула.

Глубоко.

Сквозь ломоту в костях, жжение в горле, песок в глазах и микробов, которые щипали в носоглотке.

— Правильный ответ, — пробухтела я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, — «Да, я красива без шляпки. Без платья. А без тебя, дорогой, мне вообще равных нет!»

Я попыталась улыбнуться. Получилось — как у зомби на балу.

— Мне так идёт “без тебя”. И вообще — “без тебя” идёт многим женщинам. Сидит как влитое. Любой размер. Для любого типа фигуры! Хоть