Теперь ты моя - Морган Бриджес

отметило его вредные побочные эффекты. Ваш отец продвинул кое-какие законы, позволившие «Астра RX» обойти некоторые бюрократические процедуры и облегчили выход и распространение препарата.

– О боже, – я опускаю плечи и голову. – Вы хотите сказать, что мой отец сознательно помог вывести на рынок опасное лекарство в обмен на поддержку его кампании?

– Мне очень жаль, Калиста.

– Зачем ему это делать? – шепчу я. – Мой отец был хорошим человеком. Он никогда не причинял никому зла намеренно.

Роберт медленно качает головой то ли в знак несогласия, то ли из жалости.

– У всех есть скелеты в шкафу. Когда их найдут – это лишь вопрос времени.

Я неподвижно сижу, переваривая его слова. Мой отец, уважаемый сенатор, которого я боготворила всю свою жизнь, бессовестно помогал распространять опасный препарат только ради того, чтобы удовлетворить свои политические амбиции. Как я могла не замечать эту его сторону?

– Тогда он был другим человеком, Калиста, – тихо говорит Роберт. – Я думаю, однажды связавшись с этой компанией, он не мог так просто оборвать все связи потом. Но, в конце концов, у него получилось. Мы все совершаем ошибки, особенно в моменты, когда позволяем слабости взять над нами верх.

Я качаю головой, чувствуя, как гнев внутри меня сливается с болью.

– Ошибка – это случайно проехать на красный свет, а не пожертвовать здоровьем людей ради власти и денег.

– Что сделано, то сделано, – говорит Роберт. – Ваш отец в итоге горько сожалел о своих непорядочных поступках. Последнее время в политике он посвятил борьбе за соблюдение законов о защите прав потребителей.

– Это его не оправдывает. Кто знает, сколько жизней он разрушил своими поступками? – я делаю паузу. – Когда отец прекратил сотрудничать с «Астра RX»?

Роберт постукивает пальцами по столу. На его лице проступает чувство вины, когда он, наконец, отвечает мне:

– Я думаю, примерно год назад.

Я закрываю глаза, чувствуя, как на меня наваливается усталость. Образ принципиального и героического отца, которого я любила, разлетелся на куски. Нож для писем выскальзывает у меня из рук и со стуком падает на пол.

– Вы готовы идти, мисс Грин? – спрашивает Себастиан, не сводя глаз с Роберта.

Как будто управляющий моего отца может причинить мне еще больше боли.

Я прерывисто вдыхаю.

– Да, – я смотрю на Роберта. – Спасибо за то, что сказали мне правду, хоть мне и было тяжело ее слышать.

– Я знаю, что не был рядом с вами с момента похорон, но, если вам что-то потребуется, смело обращайтесь, – Роберт встает, и я вслед за ним. Он протягивает ко мне руки, но тут же опускает их, заметив неодобрительный взгляд Себастиана. – Сенатора Грина, возможно, нельзя назвать самым добропорядочным политиком, но он был прекрасным отцом до самой смерти.

Одна мысль вдруг пронзает меня, и мой пульс бьется чаще, а кожа покрывается испариной. Что, если эта фармацевтическая компания замешана в убийстве моего отца?

Я наклоняюсь, чтобы поднять нож для писем. Выпрямившись, я поднимаю голову и бросаю на Роберта пристальный взгляд.

– Я продолжу заниматься делом об убийстве моего отца, пока не найду виновного. Если вы как-то замешаны в этом, лучше сознайтесь сейчас.

Роберт поднимает руки вверх.

– Нет, Калиста, клянусь. Единственное, в чем я виновен, так это в том, что не отговорил вашего отца впутываться в эту историю.

Я кладу нож для писем в карман своего пальто не только, чтобы забрать его себе на память, но и чтобы сделать предупреждение.

– Надеюсь, вы говорите правду.

Себастиан идет за мной, а я спешу покинуть офисное здание, ощущая тяжесть ножа в моем пальто. Утренний воздух ударяет в лицо, безуспешно пытаясь остудить бурлящие во мне эмоции. Я останавливаюсь на тротуаре, обхватив себя руками, пытаюсь выровнять свое дыхание, чтобы избежать панической атаки.

Мой телохранитель подходит ближе, сохраняя уважительную дистанцию.

– Я понимаю, что все это слишком тяжело принять, – говорит он. – Но вы не одна. И хотя я уверен, что мистеру Беннетту не понравится видеть вас расстроенной, он действительно беспокоится о вас.

Я киваю, не в силах пока доверять своему голосу. Несколько мятежных слезинок стекают по моей щеке.

Себастиан достает носовой платок из кармана и протягивает мне. Я беру его, шепча «спасибо», и вытираю глаза.

– Какие бы ошибки ни совершил ваш отец, он явно сожалел о них и пытался искупить свою вину, – продолжает Себастиан. – У вас были причины восхищаться им, и они никуда не исчезли.

Я качаю головой.

– Мне кажется, я совсем не знала его. Не понимаю, как человек, который заклеивал мне в детстве царапины пластырем, мог быть коварным политиком.

– Иногда у людей оказывается несколько сторон. Одной они поворачиваются к миру, а другую скрывают. Это не значит, что нельзя любить какую-то их часть.

– Я не знаю, как любить кого-то частично. Когда я отдаю кому-то свое сердце, я отдаю его целиком.

– В таком случае мистеру Беннетту крупно повезло.

Я вздыхаю и аккуратно складываю платок, чтобы отдать его Себастиану.

– Он, наверное, тебе уже не нужен?

– Оставьте себе, мисс Грин. Надеюсь, он вам не скоро еще пригодится.

Глава 26

Калиста

– Пожалуйста, отвези меня в офис Хейдена.

Себастиан разворачивается на водительском сиденье. Выражение его лица противоречивое, но, увидев, что я снова плачу, он медленно кивает.

– Хорошо, мисс Калиста. Но сначала вы должны дать мне два обещания.

Я прикусываю губу.

– Какие?

– Во-первых, вы должны сказать мистеру Беннетту, что это была ваша идея, и я здесь ни при чем. Кроме того, скажите, что я пытался вас отговорить.

Меня все еще забавляет, что Себастиан начинает так волноваться, когда речь заходит о Хейдене, но я никак не реагирую, чтобы не смущать его.

– Обещаю. А второе?

– Я не хочу, чтобы вы плакали, – здоровяк шумно выдыхает ртом и потирает шею. – Я никогда не знал, что делать с женскими слезами. Мне тяжело видеть вас расстроенной.

У меня тает сердце.

– Я постараюсь.

– Спасибо.

Он отворачивается, заводит машину и выезжает на дорогу. Я вытаскиваю нож из кармана пальто и провожу пальцем по гравировке на лезвии. Мой отец подарил этот нож Роберту в благодарность за его усердную работу во время первой избирательной кампании. Интересно, Роберт хранил его, потому что пользовался им или потому что этот подарок напоминал ему о моем отце и об их дружбе?

Я кручу нож в руках, пока мы не останавливаемся. Убрав его в карман, я открываю дверь и выхожу из машины. Себастиан неодобрительно смотрит на меня.

– Сколько