Развод. Уходи навсегда - Лана Полякова

пригласила маму в Москву. К себе. Сослалась на то, что нужна её помощь с Данилкой. Что я без неё не справлюсь сейчас. Мама пока ещё не решилась, но уже задумалась о такой возможности, – доложилась я.

– Разумно. Скажи, как зовут твою маму?

– Елизавета Алексеевна.

– Пойдём поговорим с врачом? – улыбнулся Яр и поцеловал мои глаза.

– Да, мама уверяет, что её собрались выписывать из этой больницы на днях. Не буду настаивать на продлении. Нам же лучше. Но качество здешнего медицинского обслуживания вызывает у меня… подозрение. – проговорила я, вытирая слёзы и приглаживая растрепавшиеся волосы.

– И десяти дней не пролечили?

– Ох! Я ведь и не знаю, когда маму положили в отделение! – спохватилась, оглядываясь на Ярослава.

Лечащий врач мне не понравился. Возможно, я была предвзята. Или перекладывала на него общее неприятие ситуации. Но мне показалось, слишком уж поверхностно он отнёсся к пациентке. Давление стабилизовали? Стабилизировали! Всё. Можно выписывать. Но я не стала спорить. Я вижу этого человека последний раз в жизни. Что мне тратить на него свои силы?

В Москве, когда мама согласится поехать, проведём полное обследование.

Договорились о выписке на завтра во второй половине дня.

Так!

За сутки нужно всё подготовить к переезду. И всех…

Мы беседовали с лечащим врачом минут десять. Ярослав уточнил-таки детали лечения, и врач ему с важным видом рассказывал о том, как важно принимать таблетки каждый день.

Ага…

Ладно. Молчу из последних сил.

Яр взял меня за руку и легонечко сжал, даря поддержку.

Волна нежности поднялась к горлу. Какое счастье, когда тебя понимают без слов!

Вышли от врача, так и держась за руки, и сразу заметили мамочку, потерянно оглядывающуюся в коридоре. Яр сжал мою руку сильнее и сделал широкий шаг к ней навстречу.

– Елизавета Алексеевна! Позвольте представиться, я Ярослав, друг и, надеюсь, в будущем муж вашей прекрасной дочери, – громко и внятно проговорил он, подходя ближе к маме.

Мама как-то беспомощно сощурилась, на минутку став совсем старушкой. Моё сердце содрогнулось от острой жалости к ней. Ещё недавно, на Новый год, моя мама была совсем другой! Это как нужно было её гнобить?

Тем временем Ярослав склонился, подчёркнуто церемонно целуя мамину руку, и она улыбнулась ему. Затем, подняв другую руку, ласково провела по волосам Яра и проговорила:

– Береги мою девочку!

– Не сомневайтесь!

– Мам, врач тебя завтра после обеда выписывает. Соберёшься сама? Мы заедем в час дня. Хорошо? – проговорила я, скрывая слёзы.

– Да, да. Я соберу всё. Не беспокойся! Идите уже! Не стоит лишний раз маячить в больнице! – оживилась мамочка, и задержав меня, проговорила, – одобряю!

– Мама, помоги мне! Поехали с нами, пожалуйста! Прошу! – я обняла её, пряча своё лицо.

Как же невыносимо видеть её такой слабой!

– Хорошо. Ненадолго! Но нужно поговорить с мужем, – приняла решение моя мама.

– Конечно! – обрадовалась я. – Спасибо! Я всё устрою, не волнуйся!

Побежала догонять Яра, понятливо оставившего нас с мамой вдвоём.

– Если ты прибьёшь эту Катерину, я помогу спрятать труп! – проговорил он глухо около нашей машины.

– Спасибо! – я уткнулась в родное плечо.

К нашему дому подъехали, вначале предусмотрительно пообедав в кафешке недалеко от больницы. Чтобы не отвлекаться по мелочам.

Валерий Сергеевич был дома и открыл нам ворота, только мы вывернули из переулка. Ждал.

– Как там Лизонька? Вы были у неё? – взволнованно спросил он.

– Валерий Сергеевич! Моя мама попала в больницу с гипертоническим кризом после разговора с Катериной. Где, кстати, эта коза прячется? Катерина обвинила маму в том, что она приживалка при вас и нахлебница. И ушла, хлопнув дверью. Мама сама вызывала себе скорую. Где, чёрт побери, в это время были вы? – начала я говорить, сдерживая себя, чтобы не начать орать.

– Как нахлебницей? – грузно сел на стул этот немолодой мужчина.

– Где вы были, и почему мама была одна? – я села напротив него, стараясь не кричать.

– Так в доме же. – он махнул рукой в сторону своего дома.

– Валерий Сергеевич. У меня несколько вопросов по вашему бизнесу. Скажите, пожалуйста, сколько номеров в вашей гостинице? – спросила я.

– Восемь. Девятый – некондиция, – быстро ответил Валерий Сергеевич.

– Кто занимается управлением и размещением гостей?

– Катерина.

– Сколько у вас горничных и уборщиц?

– Одна приходящая подруга Катьки, сама Катерина и Лизонька.

– Кто готовит клиентам?

– Лизонька.

– Кто стирает за ними?

– Лиза.

– Кто получает прибыль?

– Так всё же! – изумился муж моей мамы.

– Какую зарплату вы платите моей маме за её труд? А что вы платите ей за аренду нашего дома? – завелась, изумляясь незамутненности этого человека, и продолжила. – Почему, чёрт подери, вы позволили себе сесть моей маме на шею?! Зачем позволили Катерине помыкать ею? Какого лешего она пашет на вас как рабыня? За печать в паспорте? Так это не трудно расторгнуть!

– Ну как же? Я ведь для неё стараюсь! – проговорил Валерий Сергеевич, склонив голову.

– Тогда почему она лежит в общей палате и без нормального лечения? Вы у врача были? – уже кричала я.

Ярослав подошёл ко мне и чуть тронул за плечо.

Да. Он прав. Какой смысл воспитывать этого взрослого мужчину? Он не видит ничего ужасного в происходящем. Для него нормально, что жена бесплатно пашет на его предприятии.

– С ума посходили с этой вашей гостиницей! – выдохнула я и встала.

– Значит, так! Маме необходимо нормальное обследование. Я подозреваю, что у неё случился микроинсульт. Она ужасно выглядит! Ещё на Новый год это была цветущая женщина, а теперь растерянная старушка! Я уговорила её поехать с нами. Прошу вашего содействия. Это раз! Дом наш я закрою на ключ и поставлю на охрану. Извольте освободить помещение! Это два! Поживите своей семьёй в своём доме, пожалуйста, и без бесплатной прислуги! Это три. Всё. До завтра!

Кажется, вылетать пробкой из своего дома, увлекая за собой Яра за руку, становится для меня традицией…

Сорок шестая глава

Прямой наводкой пыхтела и тянула Яра к морю.

Море, несмотря на позднюю весну и прохладный апрель, по цвету было уже летним. В бирюзу. В синеву.

Вода лениво облизывала берег, как бы примеряясь, стоит ли плескаться?

И солнце уже клонилось к горизонту, прочерчивая длинные тени. Светящаяся дорожка к нему ещё не окрасилась в розовый. Ещё была золотой.

Я, сбросив обувь и закатав штанины, зашла, залетела в воду. Прохладная, но уже вполне терпимая. Градусов четырнадцать-шестнадцать.

Ноги вначале обожгло холодом, закололо иголочками. Минута, и ты привыкаешь, и вода уже не кажется такой холодной.

Зато голова прояснилась, и ярость понемногу отступала.

Услышав плеск,