Теория блондинок - Кристин Хармел

Чертенок Эмми, так и не сумев завоевать Бродвей, унывать не стала — гордо встряхнула золотистыми кудряшками и нашла себя в околобродвейских постановках, а два года назад ее наконец взяли в сериал «Богатые и несчастные». Примерно раз в месяц на Эмми набрасываются с блокнотами для автографов задыхающиеся от восторга домохозяйки из Айдахо, Миннеаполиса или Солт-Лейк-Сити. Ну и, разумеется, достаточно поклонников — мужчины, которым льстит знакомство со звездой без пяти минут голливудского масштаба. За те тринадцать лет, что она прожила в Нью-Йорке, Эмми получила около десятка предложений руки и сердца.

И наконец, Джил, которой мама вместо колыбельной каждую ночь, подтыкая одеяло в розовой кроватке с балдахином, заводила одну и ту же пластинку: «Главное, дочка, удачно выйти замуж, пока тебе не исполнилось тридцать, и никаких больше забот», тоже достигла предела своих мечтаний — вышла замуж за богатого доктора с пентхаусом в Верхнем Ист-Сайде. (Хотя, надо признать, с замужеством ей пришлось подождать до тридцати трех, а значит, матушкин завет был нарушен. Из-за этого два года от рокового тридцатилетнего рубежа до встречи с Алеком Джил провела в полной прострации.)

Что ж, похоже, советы подруг действительно могли мне помочь. В конце концов, единственная, кого в нашей четверке можно было бы назвать полной неудачницей в любви, — это я. И я уже настолько привыкла в ответ на их наставления саркастически усмехаться, что давно перестала слушать, о чем они говорят.

— Я тут вчера подсчитала на досуге, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь, с таким видом, будто нет ничего смешнее моих неудач на романтическом поприще. — За эти три года у меня было тридцать семь свиданий, окончившихся ничем. По-моему, тянет на рекорд. Кто возьмет на себя смелость позвонить в «Книгу Гиннесса»?

— Харпер, не переживай так, — попыталась успокоить меня Мег. — Он обязательно появится. Будь сама собой.

— Легко сказать, — проворчала я в ответ. — Когда выходишь замуж за парня, который любил тебя еще со школы… Или вот ты, — я повернулась к Джил, — подцепила доктора с пентхаусом, все как хотела. Впрочем, парни всегда за тобой бегали. А ты, — я перевела взгляд на Эмми, которая неловко ерзала на стуле, — про тебя вообще говорить нечего. Каждый вечер на свидании, причем все время с разными.

— Ничего не каждый, — подумав, возразила Эмми, однако смущенно покраснела.

Я со вздохом оглядела всех троих: Эмми — идеальные золотистые кудряшки а-ля Ширли Темпл, идеальной формы точеный, гордо вздернутый носик, идеально ровный загар; Джил — сияющие золотистые осветленные волосы, шарфик от «Гермеса», идеально ровная фарфоровая кожа, как и положено жительнице Верхнего Ист-Сайда; Мег — кофейно-сливочная кожа, шелковистые черные волосы, доставшиеся ей от матери-афроамериканки и отца-еврея. И я — блондинка, не сказать что чудовище, но, по всей видимости, выбирая между мной и визитом к урологу, мужчины отдают предпочтение урологу.

— Вы хоть знаете, когда я в последний раз целовалась?.. Безнадежно!

Нет, я не ныла и не жаловалась на жизнь. Я так вообще никогда не делаю, и у меня нет склонности к преувеличению. Наверное, профессия накладывает свой отпечаток: я выкладываю все без утайки, как будто под присягой.

— Нет, не безнадежно, — попыталась приободрить меня Мег.

Эмми и Джил закивали, но я только взглянула на них искоса. Меня не проведешь. Я знаю, что такое безнадега. Кого, как не ее, я вижу в зеркале каждое утро?

Девочки переглянулись и снова уставились на меня, ожидая продолжения. Однако мне нечего было добавить. Тема исчерпала себя. Я вздохнула. И зачем я вообще об этом заговорила?

— Он обязательно появится, — повторила Мег, нарушив наконец затянувшееся молчание.

Похоже, она хотела сделать из этой фразы спасительную соломинку, вот только непонятно, кому она пыталась ее протянуть — мне или себе.

— Правда? — Я с досадой пожала плечами. — Когда? Где его носит? Как я встречу «того самого», если даже «не те» уже обходят меня стороной?

Часики тикают, недалеко и до сорока, а перспектив никаких, поэтому я уже начинала беспокоиться, что поезд ушел безвозвратно.

— Неправда, — вклинилась в мои горькие мысли Джил. — С тобой постоянно знакомятся.

— Ну да. Познакомятся, поговорят или даже пару раз встретятся — и тут выясняется, что у меня есть мозги. Все, поминай как звали.

Я сглотнула и улыбнулась вымученной улыбкой, снова пытаясь сделать вид, что все это просто смешно. А ведь действительно смешно. Мужчинам положено быть сильными, уверенными в себе и так далее. А они почему-то пугаются. Чего? Я не уродина. Я не злюка. Я ничего сверхъестественного не требую, я не капризна и не пытаюсь изображать из себя примадонну. Наверное, это все потому, что мужчине хочется быть добытчиком, гордиться своим ошеломительным карьерным взлетом, небрежно подписывая счета, бросать: «Дорогая, ни в чем себе не отказывай». А я со своей шестизначной зарплатой только удовольствие им порчу.

«Не в деньгах счастье» — я всегда знала, что избитая поговорка права. Не знала только, что деньги могут лишить даже надежды на счастье. Почему никто не сказал мне этого на профориентации в Гарварде?

— Ты их не отпугиваешь, — робко начала Эмми.

Я посмотрела на нее, ожидая продолжения, но она так и не договорила, хотя вид у нее был обеспокоенный.

Все мимо. Да, я понимаю, девочки хотят меня поддержать. Они же мои самые близкие подруги и желают мне только самого лучшего. Но откуда им знать, как мне тяжело? У них с личной жизнью всегда все было в порядке. Ну да, случались осечки, но это со всеми бывает. Нет, я, разумеется, понимаю, что поиск любви — как американские горки, есть и взлеты, и падения. Но у меня-то ни взлетов, ни падений — тележка застряла где-то в самом низу, и ни с места. И пусть девочки действуют из лучших побуждений, ни они, ни я не знаем, что делать, чтобы меня вытащить.

Я винила во всем Питера. Хорошо, положим, на самом деле он тут ни при чем, однако я уже давно решила, что во всем виноват он. А на кого еще мне свалить вину? Как назвать человека, который бросает девушку только потому, что она получила повышение по службе и стала больше зарабатывать?

Неужели трудно было мне сказать, что каждый мой успех заставляет его чувствовать себя чуточку ущербнее? Я бы перестала упоенно рассказывать о том, что мне нравится в работе. Я бы не приглашала его на праздники в офис и не вела долгие разговоры с коллегами. Я почему-то принимала его растущее беспокойство за радость, думала, что в кои-то веки встретила мужчину, который может гордиться мной, а не бежать как от огня. Ох, как я ошибалась!

Я приходила домой с работы и — ужас какой! — рассказывала, как прошел день. Вот она, ошибка номер один. А еще делилась своими планами и надеждами — ошибка номер два. И потом у меня хватило смелости, совести, наглости проявить себя и стать компаньоном в фирме, а значит, престижа и денег прибавилось. Самая грубая из моих ошибок. Питер-то, наверное, из последних сил цеплялся за соломинку, надеялся, что однажды я прозрею, откажусь от карьеры юриста и превращусь в домохозяйку — как все послушные девочки, с которыми встречаются его приятели.