И в горе, и в радости - Наталия Ломовская

Осмотр туалетного столика ничего не дал. Обычные косметические причиндалы — тоники какие-то, дезодоранты, кремы. Внимание Кленова привлек огромный флакон белого стекла, увенчанный словно бы фигурой ангела или бабочки — кружевные крылья из серебряной проволоки клубились вокруг субтильного тельца неведомого создания. Запах свежести, запах озона после летней грозы, запах разваленного пополам спело-розового арбуза… И еще пахнуло как бы страстью — словно рядом с Евгением Эдуардовичем в комнате находилась обнаженная, полная желания и нежности женщина. Кленов даже обернулся — настолько сильной была навеянная запахом фантазия. В дно флакона впаяна овальная пластинка. Крошечная, серебряная. И надпись на ней Кленов сумел прочесть без посторонней помощи. Потому что она была очень короткой и на русском. «Кира» — вот тебе и все. Именные духи?

Стройный дуэт голосов в холле не умолкал. Кленов открыл дверь.

— Это что? — поинтересовался он у Александры Леонидовны, сунув ей в вялую руку флакон.

— Не знаю… Духи, наверное, — растерялась она.

— Да я сам вижу, что духи! Они принадлежали вашей пропавшей дочери?

— Очевидно, да, если стоят у нее в комнате, — вступила Галина Леонидовна.

— И она все время пользовалась этими духами?

Александра осторожно понюхала флакон, точно там мог быть нашатырь или серная кислота.

— Может быть, последнее время. Раньше я их не видела. Видите, флакон едва почат, значит…

— Ладно, — прекратил пустой разговор Кленов и снова сунулся в комнату. Духи он на столик не вернул. Прихватил с собой. Они ему понадобятся.

Им начал овладевать азарт, знакомый любому следователю, — азарт ищейки, идущей по следу. Запах духов, название которых Кленов смог прочитать самостоятельно, остался с ним, повис на кончиках пальцев. Душа Киры, ее ароматная сущность была теперь близка ему, он чувствовал ее, как чувствуют приближение грозы или разнос у начальства.

Секретер он оставил на сладкое, но тут выяснилась неприятная деталь. Все три ящика были заперты.

— Она всегда их запирала, — пояснила Александра на его безмолвный вопрос. — Всегда, с детства. Мы даже никогда не интересовались… У подростка могут быть свои тайны, тем более у такого, как Кира. Вы согласны?

Кленов покачал головой. Он не знал, могут ли быть у подростка тайны. Он вырос в питерской коммуналке, где семья Кленовых занимала одну, хоть и большую комнату. Его кровать стояла за шкафом, уроки он делал за столом, за которым в разное время обедала семья, думал над чертежами отец и раскладывала шитье мама. В их семье и во всей коммуналке невозможно было утаить даже такое интимное дело, как поход в туалет, а уж такой антикварный секретер занял бы все свободное пространство в их комнате.

Бегемоту пришлось вскрывать пасть с помощью столового ножа. Операция прошла удачно, Кленову удалось отжать замки и ознакомиться с содержимым первого ящика. Журналы. «Мир театра», «Кулисы», даже развратно-глянцевый «Салонные истории», который у понимающих людей давно уже именовался «салонными истериями». Журнальчик, в котором служители Мельпомены обоих полов самозабвенно предавались нарциссизму, а также публиковались душераздирающие истории их жизни, любви и в отдельных, особо антикварных случаях — смерти. На нетребовательный взгляд Кленова, читать такой журнал было заведомо бессмысленно. Зачем тебе знать, каков твой кумир в жизни, если его личность представляет собой лишь цепочку отражений более-менее удачных ролей? Так задумавшись, Кленов перебирал журналы, пока сыщицкий инстинкт не подергал его за рукав и не предложил обратить внимание на одну занятную деталь. В каждом журнале фигурировал один и тот же персонаж, ради которого, очевидно, эти разрозненные фолианты театрально-киношной жизни тут и были собраны.

Диана Юстицкая.

На обложке «Салонных историй» она была представлена собственной персоной. Породистое, холеное лицо, заставляющее полагать, что в молодости его обладательница была ах как хороша собой. Но Кленов все же кино смотрел и в театры, бывало, захаживал и потому мог сказать наверняка — нет, не была. В молодости Юстицкая смотрелась пикантной мордочкой, этаким апфантерриблем. «Теперь лета к суровой прозе клонят»^[1]. В благородном наклоне головы — тонкая печаль о несовершенстве этого мира, который она, Диана, не в силах сделать лучше. В одиночку-то! Но она, по крайней мере, старалась — об этом и заголовок на обложке. «Я, по крайней мере, старалась». Интересно, о чем это на самом деле? Глаза актрисы с непередаваемо тонким выражением — тут и доброта, и ирония, и добрая насмешка — смотрели загадочно. А помимо броских заголовков журнал украшал автограф. Витиеватый почерк, черт разберешь. Но несомненная подпись — «Юстицкая». «Милой девочке Кире с искренним пожеланием счастливого творческого пути».

Так, вот это что-то новенькое. Значит, Кира Морозова была большой поклонницей Дианы Юстицкой. Странный выбор. Хотя, если вдуматься… Кира и сама была странненькой, что неоднократно подчеркивалось ее пожилыми родственницами. К тому же Юстицкая в своем автографе говорит о каком-то творческом пути, который непременно должен быть счастливым. Вряд ли под творческим путем подразумевается, скажем, проектирование особняков или рекламных кампаний. Скорее всего, Кира поделилась с кумиром своей мечтой — пойти по ее стопам. Интересно, мать об этом знала?

Поставив мысленно галочку, Кленов двинулся дальше. Пара учебников по актерскому мастерству — мечты для девочки были не только мечтами, она активно претворяла их в жизнь. Несколько книг, в том числе увесистый том Вильяма нашего Шекспира. Вот интересно, есть ли в этом доме книги? В гостиной Кленов не заметил ни одной, в холле тоже. Только телефонная. В любом случае эти книги Кира держала у себя, значит, работала с ними. Собиралась поступить в театральный? Тайком от матери, которая об этом ни словом не обмолвилась? Такое бывает с девочками. Особенно с теми девочками, которых дома держат на коротком поводке, стремясь контролировать каждый шаг: «Моя крошка! Мое дитя! Она такая слабая и хрупкая, она не от мира сего!» А девочке не терпится причаститься к соблазнам этого мира, и театральный институт — один из них.

Второй и третий ящики картину прояснили и дополнили. Справочник «Образование в Петербурге», ненавязчивые брошюрки для абитуриентов.

Больше ничего. Ни писем, ни фотографий. Записная книжка — и в ней почти пусто. Сейчас ни к чему записывать телефоны и адреса, даже дни рождений знакомых на бумаге. Все можно поместить в мобильный телефон. Ее мобильник остался дома. Быть может, она купила себе новый. Эта линия сейчас проверяется, быть может, ниточка выведет к беглянке. Для начала стоит проверить — знакомство Киры Леонидовны Морозовой с Дианой Юстицкой, узнать, в какой институт она подала документы, поступила ли?

— Вы знали, что ваша дочь мечтала стать актрисой?

— Ваш вопрос поставил меня в тупик, — созналась Александра, немного помолчав. — Я понимаю, это бросит на меня тень… Нет. Кира ни с кем не делилась своими планами. Год назад она поступила на факультет журналистики. С большим энтузиазмом принялась за учебу, но потом ее забросила. Просто перестала ходить на лекции, и скоро ее, разумеется, отчислили.