Хозяин Галеон-Хауса - Маргарет Малькольм

Не то чтобы любовь внезапно овладела ею сейчас, нет. Но появилось нечто еще — жалость, сострадание и нежность. К той, которая еще недавно была такой сильной, а теперь стала столь дряхлой и слабой.

Однако язык Мадам не утратил своей остроты. Независимо от того, как быстро и тщательно Андреа исполняла любые ее поручения, она редко могла угодить старухе, которая то и дело осыпала девушку оскорблениями. Как только Мадам ее не называла: и медлительной, и неуклюжей, и неповоротливой, и тупицей.

Сотню раз в день Андреа хотелось огрызнуться в ответ, но долгие годы муштры помогали ей сдержать то, что просилось на язык. И казалось, чем больше она владеет собой, тем большее недовольство выражает Мадам. У Андреа сложилось впечатление, что старуха стремится вывести ее из себя и сердится, что не имеет успеха. Очевидно, ей не хватало в этом мире наслаждения от борьбы.

— Ты в последние дни удивительно тихая и кроткая, — внезапно сказала Мадам, повернувшись к Андреа.

— А я когда-нибудь была другой? — парировала девушка. — Вы сами меня такой воспитали.

— Да, но… — Мадам нахмурилась. — Посмотри на меня, девочка!

Андреа повиновалась, и темные, обжигающие глаза Мадам надолго задержались на ее лице.

— Итак, ты все знаешь! Сама обнаружила или Саймон сказал?

— Саймон сказал.

Андреа хотела солгать, притвориться, что не понимает, о чем говорит Мадам, но об этом не могло быть и речи перед ее внушающими страх глазами.

— Ладно, нет необходимости объясняться по пустякам, — резко заметила Мадам. — Каждый рано или поздно встречается со своей смертью, и не вижу причины, почему я не должна сделать это так же хорошо, если не лучше, чем остальные!

— Нет, я полагаю, нет. — Андреа не знала, плакать ей или смеяться от столь оригинального взгляда на печальное событие.

— Конечно нет! Когда человек имеет мужество жить так, как жила я, он относится спокойно к смерти. Кроме того… — Легкий вздох слетел с ее бледных губ. — Жизнь стала теперь такой скучной по сравнению с тем, что было раньше… — И вновь ее глаза стали далекими.

— Мадам, расскажите мне о своей юности, — отважилась попросить Андреа. Она никогда не спрашивала, а сама Мадам редко говорила об этом, но сейчас, в ее настроении вспоминать прошлое, старуха с радостью ухватилась за такую возможность.

— Как ты, конечно, знаешь, я урожденная Тревейн, — начала она. — Я была троюродной сестрой моего мужа. Моя мать умерла, когда я была еще ребенком, и растил меня отец. Он был во многих отношениях похож на Лео: неугомонный, безрассудно смелый, рожденный не в свое время. Он был вспыльчивым и необузданным озорником в детстве и в юности, и даже женитьба не смирила его. — Мадам довольно хмыкнула от нахлынувших воспоминаний. — Он, естественно, хотел сына и, когда появилась я, бросил лишь один взгляд на жену и сразу же покинул дом. Он уехал в Америку и вернулся лишь через два года. К этому времени моя мать была уже мертва. Умерла с разбитым сердцем, несчастная, никому не нужная бедняжка! Когда подросла, я, очевидно, с ненавистью смотрела на него и не хотела даже говорить… а он не привык к такому отношению со стороны женщины, будь она старой или молодой! Так что он приступил к работе надо мной, заставляя все делать по-своему. Но даже в том возрасте мне хватило здравого смысла противиться ему, как могла. — Она вновь плутовато и весело хихикнула. — В результате он стал больше интересоваться мною, чем любой другой женщиной, когда-либо им встреченной, и мы стали с ним лучшими друзьями. Он воспитывал меня, как мальчика… к великому ужасу всех наших родственников и соседей. Я путешествовала с ним по всему миру и встречалась со всеми людьми, которые в те времена были чем-то интересны. Я научилась управлять мужчинами. Это было необходимо, потому что, как только я подросла, они чуть ли не спотыкались друг о друга, желая жениться на мне. Мне это нравилось! Это давало ощущение власти…

Андреа вспомнила гордый портрет Мадам в галерее и легко могла поверить, что именно так и было.

— Да, прекрасное время! — Мадам издала глубокий, удовлетворенный вздох. — Но у меня были свои планы на замужество. Мой отец был младшим сыном хозяина «Галеон-Хауса», и меня раздражало, что мы не имеем тех возможностей, которые имеют остальные. Поэтому я решила выйти за Эймиса, который вскоре должен был унаследовать все. Он имел не очень хорошую репутацию, но меня это не беспокоило. Он был единственным, кто мог дать мне все, что я хотела, ты понимаешь.

Андреа кивнула. Это ее не удивило. В этом была вся Мадам… Кроме того, это прекрасно объясняло, почему она так практично стремилась выдать ее сначала за Лео, а теперь — за Саймона.

— На самом деле, сначала жизнь здесь показалась мне довольно скучной, — продолжала Мадам задумчиво. — Мой свекр был еще жив в то время и казался мне жалким и безжизненным по сравнению с моим отцом. Мягкий и обходительный, он любил легкую жизнь… но, конечно, тогда было много денег…

— Саймон тоже об этом говорил, — перебила ее Андреа. — Он сказал, что это можно заметить по его портрету и что в нем, возможно, одна из причин того, что сейчас нет денег.

— Совершенно верно, он и был причиной тому, — весело согласилась Мадам. — Саймон ничего не упустит! Ну, потом мой свекр умер, и хозяином стал мой муж. — Она опять хихикнула. — Если честно, мы тоже спустили много денег. И никто из них и в мыслях не имел желания зарабатывать на жизнь честным путем. Этого Тревейны никогда не делали. И если мы имели недостаток в деньгах, то просто продавали кое-что из драгоценностей. Мне ужасно не хотелось этого делать… хотя некоторые из них были довольно безобразные. Потом родился Филипп, наш сын. — На мгновение ее лицо смягчилось. — Он был убит в Первую мировую войну. Он никогда не знал, что такое страх, всегда шел на риск, на который не осмелились бы другие мужчины. Но до своей гибели он успел жениться, и после его смерти у него родился сын. К моему удовольствию, его жена вновь вышла замуж, за американца, и с радостью согласилась оставить Лео здесь. — Глаза Мадам с воодушевлением сверкнули. — И тогда началось счастливейшее время в моей жизни! Особенно когда ко мне пришел Лео и сказал, что, если мы не собираемся стать нищими, нужно что-то делать. — Она глубоко и удовлетворенно вздохнула. Затем пристально посмотрела на Андреа. — Ну?

— Думаю, вам время отдохнуть, — уклончиво сказала девушка.

Губы Мадам презрительно скривились.

— Итак, ты считаешь, мы не должны были делать то, что делали? — иронично осведомилась она. — Так? Давай же скажи мне правду!

— Это было противозаконно, — медленно ответила Андреа. — Неправильно… в отношении людей, которых вы к этому склонили. И тем не менее… — Она сделала паузу.

— Да? — ободрила ее Мадам.

— Если… если бы на вашем месте была я, при таком положении вещей я… я сделала бы то же самое, что и вы.

Мадам немигающе уставилась на нее, затем разразилась смехом.

— Вылитая Тревейн! — заявила она. — У тебя есть характер… И все же ты не станешь этого делать теперь, нет?