Мужей много не бывает - Адель Паркс

— Могла бы написать, — говорит он.

Похоже, общие темы исчерпаны. Я не знаю, как начать, но не собираюсь оскорблять его, притворившись, что не понимаю.

— Надо было, — признаю я.

— Почему тогда не написала?

— Не знаю.

— Все эти годы всякий раз, когда я вспоминал о том, что произошло между нами, я надеялся, что мне просто приснился дурной сон.

— Спасибо, — говорю я.

Почему я сказала это с такой горечью? Разве меня не посещала та же самая мысль?

— Я не имею в виду наш брак, Белинда. Я имею в виду то, что мы сначала скрывали его, а потом разбежались, — и я даже не знал, где ты и что с тобой.

Я неловко ерзаю на стуле.

— У нас ничего не получалось.

— Да, — подтверждает Стиви. — Не получалось.

Он не пускается в объяснения, почему не получалось. И в его голосе не слышно сожаления — а в конце концов, чего я ожидала? Все это было сто лет назад и быльем поросло. Я не хочу предаваться ностальгическим воспоминаниям. Я хочу развода. Мы должны действовать быстро и бесстрастно — насколько это возможно. Мы должны порвать с прошлым и обеими руками вцепиться в будущее.

— Это было давно. Мы оба сильно изменились, — говорю я.

— Ты уж точно. — Стиви отхлебывает из стакана.

Он всегда был мучительно честен, на грани бестактности. Ему было глубоко плевать, кто что думает о нем, и это странным образом приводило к тому, что все окружающие его уважали. Я всегда восхищалась этим его качеством, но сейчас я боюсь, что оно станет помехой.

Я задумываюсь над тем, насколько я честная. Не надо считать меня омерзительным средоточием лживости. Если бы я жила в идеальном мире, то предпочитала бы говорить правду, а не врать, — но я не живу в идеальном мире, и часто правда является для меня роскошью, которую я не могу себе позволить.

Я еще не разобралась, то ли Стиви ненавидит меня, то ли готов помочь. Он может занять непримиримую позицию: попытаться шантажировать меня или просто отказаться дать согласие на развод, чтобы отплатить мне за все. И его трудно будет за это винить. Господи, да если бы он так бесцеремонно бросил меня, то я точно стала бы искать способ усложнить ему жизнь — даже через восемь лет. Необходимо соблюдать осторожность. Филип небедный человек, и это делает меня уязвимой для всяких злодеев и негодяев, шантажистов и двойников Элвиса. Я больше не знаю Стиви — он мог превратиться во что-то вовсе непотребное.

Но надо признать, не похоже, чтобы это в действительности произошло. С виду он такой же милый, добрый и спокойный парень, как много лет назад. Прежний Стиви никогда бы не стал играть взакрытую. Он бы и не подумал ни о шантаже, ни о мести. Стиви, сидящий напротив меня, выглядит совершенно как прежний Стиви — только, может быть, он стал чуть массивнее. Не толще, просто мужественнее, мускулистее. На одном вздохе я решаю играть честно — если уж все обернется плохо, то, по крайней мере, я смогу сказать себе, что применила новаторский подход.

— Стиви, мне нужен развод. Филип ничего о тебе не знает.

— Ха! — У Стиви изо рта вылетает струйка пива и падает на нечистые доски стола, едва не попав мне на рукав. Неизвестно, случайно это произошло или нет, но вот промахнулся он точно случайно. — Я уже вчера об этом догадался. О чем ты, черт возьми, думала, когда, уже состоя в браке, выходила замуж? Это что, афера? Ты собираешься оставить этого мужика без копейки? Никогда бы не подумал, что ты превратишься в отъявленную преступницу.

— Ни в кого я не превратилась! — в ярости кричу я.

В нашу сторону поворачиваются несколько голов. Старые люди не очень любопытны — они полагают, что видели уже все в жизни (пари могу держать, что о таком они даже не слышали). Они смотрят на нас потому, что мы шумим и мешаем им тихо пить.

Я наклоняюсь ближе к Стиви и шепчу:

— Ну… да, формально я преступила закон, но мой брак с Филипом — не афера. Это настоящее. Это любовь.

— Тогда почему ты не развелась со мной?

— Я… я не знаю. Я не знала, как тебя найти. — Я понимаю, что это слабый довод.

— А ты не пыталась поискать меня там, где бросила?

Я не смотрю ему в глаза, но чувствую, как его взгляд проникает мне в мозг.

Интересно, сколько времени ему понадобилось, чтобы смириться с тем, что меня нет рядом? И что он делал для этого — просто тосковал месяцами или каждый вечер шел в паб и снимал там на ночь какую-нибудь незнакомку?

Сколько времени прошло, прежде чем он смог снова полюбить? Годы? Или он влюблялся в каждую новую юбку? Мне было бы любопытно это узнать; или нет, не так — я очень хочу это знать. Я призываю на помощь свою хваленую самодисциплину. В нашем случае относительно легкий и безболезненный экскурс в прошлое попросту невозможен. Если я изберу этот вариант развития беседы, то могу уже никогда не вернуться к исходной точке. Поэтому я говорю:

— Лаура от тебя без ума.

Сказав это, я чувствую, как по позвоночнику пополз слизень стыда. Это очень нехорошо — говорить мужчине, что твоя подруга любит его, если сама она об этом не просила. И уж я-то знаю, что сделала это только для того, чтобы напомнить Стиви, что он может потерять. Как мне отвратительны эти дипломатические игры!

— В самом деле? — Стиви достает из кармана пачку «Мальборо лайтс». Я удивлена. Он курил, когда мы были вместе, — я ненавидела эту привычку лютой ненавистью, — но я полагала, что он давно бросил, как любой здравомыслящий человек, приближающийся к его возрасту. Когда он затягивается, я с нарочитым раздражением отмахиваюсь от плывущего ко мне дыма.

— Забавно, правда? Ты встречаешься с моей лучшей подругой, — говорю я.

— Я не собираюсь из-за тебя прекращать с ней встречаться.

— Я и не думала тебя об этом просить, — спешу уверить его я. — У тебя с ней серьезно?

— Думаю, да, — говорит он и после небольшой паузы с большей твердостью добавляет: — Да.

Несмотря на общий хаос в моей жизни, меня это радует. Может, это и усложняет дело, но все равно это хорошая новость. Хотелось бы поделиться ею с Лаурой. Моя реакция показывает, что я по-прежнему приличный человек. Я уже начала в этом сомневаться.

— Мы договорились, что встретимся и толком поговорим. Этого не происходит. Мы обсуждаем не то, что надо.

Стиви устало вздыхает.

— Заказать тебе еще колы?

Я киваю. Он идет к бару. Они с барменом обмениваются репликами, затем оба смеются. На какую-то секунду передо мной возникает образ жизнерадостного, счастливого Стиви — Стиви, которого я когда-то знала. Господи, что же я сделала? По-видимому, что-то ужасное. Я обрекла другого человека на годы сильнейшей душевной боли. Это не игра, но боюсь, здесь не обойдется без проигравших.

Он возвращается к столу, закуривает следующую сигарету и делает большой глоток из стакана.