Под мраморным небом - Джон Шорс

же разная, как и уголки, которые мы выбирали для утоления жажды плоти, – иногда пылкая, иногда спокойная. Мы не следовали никаким ритуалам, но всегда находили утешение в объятиях друг друга. После соития Иса зачастую плавал обнаженным в реке, а я плескалась на мелководье.

В сумерках мы пили вино с Низамом и старой беззубой хозяйкой нашего прибежища. Ее муж, как выяснилось, много лет верой и правдой служил моему отцу. Когда этот человек погиб, сражаясь с персами, отец дал его жене денег на покупку постоялого двора. Добрая, приятная женщина, она потчевала нас великолепными блюдами и всегда выражала готовность посидеть рядом с нами.

Те три дня, что мы провели на берегу Ганга, подарили мне незабываемые мгновения. Я ни разу не говорила с Исой о близящейся разлуке, хотя не думать об этом конечно же мы не могли. Даже в последний день о скором расставании мы не обмолвились ни словом, а отправились на прогулку, двигаясь на северо-запад, и заехали еще дальше, чем обычно.

После полудня на берегу реки мы увидели мужчину, сжигавшего тело своей усопшей жены. Индусы часто так поступают с мертвыми телами дорогих им людей, потому что они считают, что, только когда останки превращаются в пепел, душа расстается с телом. Такое разъединение необходимо, дабы ничто не препятствовало движению души – процессу, который начинается, когда пепел умершего развеивают над Гангом. В священных водах этой реки продолжается путешествие к реинкарнации; если же умерший за свои многочисленные жизни накопил достаточно положительной кармы, его душа наконец-то исключается из цикла новых рождений.

Судя по всему, у этого мужчины не было детей, и я, глядя, как он подбрасывает в костер дрова, невольно прониклась к нему жалостью. Как он будет жить на этом пустынном берегу без жены, совсем один? Я впала в уныние, когда мы возвращались на постоялый двор. Иса спросил, что меня тревожит. Я повернулась к нему:

– Скоро уезжать. Что еще тебе объяснить?

– Я знаю, ты объяснишь, – сказал он, пытаясь улыбаться.

Меня угнетали мрачные мысли, но я была рада, что Иса с каждым днем все лучше меня понимает.

– Вот скажи мне, Иса, как могу я изо дня в день общаться с тобой и делать вид, будто между нами ничего нет?

Он задумался. Сама я не находила ответа на свой вопрос, ведь я была созданием из плоти и крови, а только тот, кто высечен из камня, способен вытерпеть такую пытку.

Иса подстегнул свою лошадь и подъехал ближе ко мне.

– Это был подарок судьбы, Ласточка, – тихо сказал он. – Поблагодари Аллаха, когда будешь молиться следующий раз. И отца своего поблагодари. Нам повезло, воистину повезло, что судьба нам подарила эти дни.

– Я хочу большего, Иса.

Он поправил на голове тюрбан:

– Конечно. И я тоже. Но до тех пор, пока это желание не исполнится, утешай себя тем, что такая любовь, как наша, это большая редкость. Я наблюдал много разных видов любви, и в большинстве своем это были поверхностные, холодные взаимоотношения. Только расчет и больше ничего. Пусть мы с тобой не можем жить в одном доме и каждую ночь ложиться в одну постель, зато у нас есть то, чего нет у большинства людей. И мы должны быть довольны.

– Довольны? Значит, я должна довольствоваться ролью твоей помощницы? И подавлять все свои чувства?

В ответ на мои возмущенные слова Иса усмехнулся, поскольку его поддразнивания обычно поднимали мне настроение. И я почти всегда c радостью откликалась на его подшучивания, ведь мир, в котором я жила, зачастую был очень серьезен, и улыбка Исы напоминала мне, что сама я еще очень молода. Однако сейчас его беспредельный оптимизм неожиданно вызвал у меня раздражение.

– Я не жду, Ласточка, что ты станешь подавлять свои чувства, – сказал Иса. – Это все равно, что просить тучи не изливать дождь, как выразился бы твой отец. – Он отмахнулся от мухи и добавил: – Нет, не подавляй свою любовь. И не тревожься. Мы молоды, нам жить еще много, много лет. Только Аллах ведает, что может случиться.

– Да, – смущенно согласилась я. – Но сейчас я привлекаю тебя. А будешь ли ты меня по-прежнему любить, когда я состарюсь? Или найдешь себе кого-нибудь моложе и привлекательнее?

Иса сделал вид, будто задумался:

– Ну, раз ты спросила, возможно, я...

Он шутил, но я дернула поводья своего коня и поскакала вперед. Окутанный облаком пыли, поднятой копытами моей лошади, он закашлялся. Я не могла понять, как он может смеяться. Меня это приводило в бешенство. Игнорируя его призывы остановиться, я продолжала гнать свою лошадь вперед. Она была быстрее, чем его конь, и на постоялый двор я прискакала гораздо раньше него. Я поспешила в свою комнату, где сразу же сняла с себя пропитавшийся потом халат. Только я собралась помыться, как в комнату вошел Иса.

– Джаханара, – произнес он, тяжело дыша. – Ты же знаешь – я просто шутил. Я никогда не оставлю тебя ради другой женщины. Это равносильно тому, чтобы бросить работу над Тадж-Махалом и заняться постройкой...

– Отхожего места? – вставила я.

Он широко улыбнулся:

– Именно. И с какой стати мне менять тебя на отхожее место?

– Может, у тебя понос. Или тебе нравятся мухи. Откуда мне знать, почему мужчины поступают так, а не иначе?

Наконец-то лицо его стало серьезным. Хоть ему и нравилось поддразнивать меня, он был не глуп и понимал, что ползет под возбужденным слоном.

– Я люблю тебя, Джаханара. И со временем моя любовь будет только крепнуть, а не угасать.

– В самом деле?

– Ты даже не представляешь, как часто я думаю о тебе. Когда я работаю, ты постоянно присутствуешь в моих мыслях. Я вижу твои глаза в самоцветах, слышу твой смех, когда тебя нет рядом.

– Как же тебе удается, – с раздражением спросила я, – сохранять спокойствие, если ты знаешь, что завтра я уеду? Возможно, ты способен жить воспоминаниями, но мне одних воспоминаний мало. Я не готова жить в их плену.

Иса протянул ко мне руки, я отступила.

– Ты веришь в судьбу? – спросил он, приближаясь ко мне. Я молчала, и он продолжал: – Ибо если веришь, то должна знать, что мы непременно будем вместе. – Мой любимый провел рукой по моим волосам, сдвинув прикрывавшее их покрывало. – Совсем еще недавно я думал, что судьба – это слово, которое придумали поэты, чтобы придать смысл своим стихам. Но потом меня