Испытательный срок для любви - Алисия Крестовская

он не просто молчаливый, а подавленный. Мать Макса попала в больницу. Деменция сделала большой скачок. Красивая, еще не старая, статная женщина подверглась такому ужасному недугу.

Еще пять лет назад она начала забывать простые вещи. Потом периодически называла Максима именем покойного мужа, а затем постепенно начала теряться во времени и пространстве. Зимой, когда я заезжал поздравить ее с Новым Годом, она зависла в последних годах жизни мужа, когда им обоим было по тридцать восемь, когда они жили на даче, а Максим был в армии.

Друг заботился о матери. Нанимал сиделок, оплачивал лечение, общался с ней, хотя она его почти и не узнавала. В редкие проблески сознания, женщина плакала и просила у него прощения. А теперь ко всему еще и сердце подвело. Когда Макс приехал навестить ее в больнице, она испугалась его. Просила медсестричек выгнать постороннего человека и позвать мужа.

Для Максима это стало настоящим ударом. Мама единственный родной человек забыла его окончательно. Теперь по факту он один. Врачи хороших прогнозов не делают. И выбор у Макса без выбора. Хороший пансионат или хорошая сиделка. Пиздец. Что же нам так подфартило на такие хуевые расклады.

— Привет, — Юля обнимает меня и садится на шезлонг рядом. — У нас перерыв. А ты чего такой грустный, что-то случилось?

— Не у меня, у Максима, — кратко рассказываю историю друга, вгоняя еще в апатию еще и девушку.

— Это очень грустно и тяжело. Мы можем ему чем-то помочь?

— Я уже. Выслушал его. Ему сейчас это нужнее всего.

— Это да. Я не могу представить, как бы чусствовала себя на его месте. Слушай, у меня соседка Настёна работает в частном доме для престарелых. Говорит, что условия у них хорошие. Может ему с ней поговорить. Может она экскурсию ему проведет или может помочь подобрать сиделку. Она сама медсестра по образованию, есть много знакомых которые ухаживают за больными людьми. Мы можем к ней обратиться или дать её контакты Максиму.

— Я скажу ему. Кинь мне ее номер.

Пересаживаю Юлю на свой шезлонг и обнимаю, радуясь нашей близости. Юлька трется носиком о мою щеку. Какая она нежная, соблазнительная, такая родная. Целую нежное успевшее подзагореть плечико и уже собираюсь предложить ей подняться в номер, как моя коза переводит тему.

— Вот, а ты с мамой поговорить не хотел. Представляешь, как быстро может она исчезнуть из твоей жизни, а вы в ссоре. Родители не вечны. Мы должны помнить об этом, что бы наши дети тоже это знали и помнили об этом.

— Молодец, что уговорила меня на перемирие. Кстати о детях, может поднимемся наверх порепетируем их зачатие?

Говорю в слух, а сам думаю, что если бы не этот разговор, то сейчас бы я не мучился моральной дилеммой.

— Дурак, — она пихает меня в бок локотком. — Я ему о серьезном, а он опять о своем о пошлом. И вообще, я на пол часа выбежала. Мне уже скоро нужно будет возвращаться в зал.

Шум прибоя ласкает слух. Закатное солнце окрасило небо в пастельные оттенки. Мы с Юлей идем по набережной, я обнимаю ее за талию, а она положила голову мне на плечо. Из прибрежных ресторанчиков пахнет шашлыками, барабулькой и пряностями. Проходим шумный центр. Пребрежные отели становятся проще, рестораны сменяются небольшими уютными кафе, а музыка меняется. Уличные музыканты играют какую-то джазовую композицию. Название крутится на языке, но никак не могу вспомнить. Здесь меньше света, меньше народа и спокойнее. Мы разговариваем обо всем и ни о чем. Точнее сказать это Юля разговаривает, а я молчу. Слушаю её и не могу отогнать дурную тревогу.

— Миронов, ты опять о чем то задумался.

— Что? Я слушал правда.

— Егор, — Юля останавливается и берет меня за руки заглядывая в глаза. — Я вижу, что ты чем-то встревожен. Поделись со мной пожалуйста.

— Все в порядке. Не придумывай, — вру я и пытаюсь снова обнять девушку.

— Я выдумываю? Мне кажется, мы договорились ничего друг от друга не скрывать.

— Я не скрываю от тебя ничего. Просто задумался о работе, о Максиме, о том, как хорошо, что поехал с тобой сюда.

— И задумался ты об этом еще дома. Еще в среду. Да? Я не идиотка Егор. Я же вижу, что ты не договариваешь. Что-то с Марком? С родителями? Что у тебя случилось?

— Сказала же: все в порядке! Успокойся!

— Не кричи на меня! Я просто волнуюсь за тебя, а ты… Ты… Ты лжешь мне! — она отпускает мои руки и быстрым шагом идет в сторону волнореза.

— Юля! — зову ее, но она даже не поворачивается. Твою мать, ну что началось то. Нормально же все было.

Догоняю козу свою и пытаюсь обнять. Она ведет плечом, скидывая мою руку.

— Ну Юлька, прекрати истерить. Это тебе не к лицу, — пытаюсь повернуть ее лицом к себе, но она не дат мне этого сделать. — Ну чего ты на пустом месте сцену устраиваешь. Все хорошо.

Наконец то разворачиваю ее к себе и вижу мокрые щеки. Девочка моя отводит глаза и наспех вытирает дорожки слез тыльной стороной руки, шмыгая носом. Вот чёрт!

— Малышь, ты чего?

— Тебе не понятно «чего»? Серьезно? Егор ты мне врешь в глаза и говоришь, что я тупая. Что «сама все придумала». Я это уже проходила. За этим… Этим… Этим газлайтом, стоит горькая правда и предательство. И я хочу знать об этом сейчас, а не быть наивной дурой!

Ёб твою… Заебись Егор Олегович. И что дальше ей врать? Остается только это. Сказать правду не могу пока сам не разберусь со всем. А как разберусь…

Юля сверлит меня своим тёмным взглядом ожидая ответа. А я малодушничаю, оберегая ее покой и свой. Если сейчас все расскажу она уйдет. Не прямо сейчас. С этим Вертинским в одном номере ночевать будет. Потом по прилете домой, он тихо уйдет, но между ней и сыном выбирать мне не даст. Я не хочу, не могу отпустить ее. Потом может и выбирать не придется.

— Юляшка все хорошо. Правда. Я просто парюсь из-за всей этой ситуации с родителями. Я обиженный маленький мальчик. Да и разговор прошел не так мирно, как я тебе сказал, но в целом все хорошо.

— Правда?

— Правда, — обнимаю ее, утыкаясь носом в белоснежную макушку. Успокаиваю ее, а у самого на сердце бушует ураган, и я, успокаивая её и себя, добавляю: — Все будет хорошо, Юль.

Глава 27

Юля.

Такси привозит нас к дому Егора.