Открой свое сердце - Марина Преображенская

Алинка хотела было пойти домой, позвонить Заиловой и рассказать о своей любви. Ведь должна же она хоть с кем-нибудь поделиться ЭТИМ! Может, действительно станет легче. Но что-то подсказывало ей, что об этом рассказывать нельзя. Никому нельзя, никогда! Чтоб не вынули, не намотали, не бросили под ноги, на потеху досужим взглядам.

На следующее же утро Заилова позвонила сама и извинилась. Алинка промолчала. Вообще разговор был коротким и очень натянутым.

— Я, может, помешала тебе? — спросила Заилова, и Алинка не сразу ответила:

— Да как сказать. Не чтобы очень… Я проигрываю гаммы.

— А-а… — протянула Заилова понимающе и добавила сбивчивой скороговоркой: — Аль, я тебе все наврала. Никуда я с Витькой не ходила. Он пригласил, ему просто нечего было делать, а потом передумал. Вот я на него и обозлилась.

«Как же, — нахмурилась Алина, — передумал… Откуда же он так поздно возвращался?» Да и тогда, у подъезда, когда Антон ее чуть было не поцеловал, она же почувствовала его присутствие. Почувствовала! Интуитивно догадалась и отогнала это ощущение. А он все видел — как они стояли у подъезда, как Антошка гладил ее волосы, как тянулись их губы навстречу друг другу.

— А то, может, в гости зайдешь? — пригласила Ленка.

— Нет, — сухо ответила Алина. — Пока!

Выходя из своей комнаты на кухню, где отец пил чай, Алинка смотрела себе под ноги. Она боялась, что сейчас папа увидит ее глаза, полные слез, и станет тормошить своими расспросами и донимать утешениями.

Отец пил чай и заедал его наскоро приготовленным бутербродом. Бутерброды он делал фирменные. «А-ля Седых» — называл он их, смеясь, укладывая на кусочек хлеба картофельное пюре, размазывая его маслом и поливая кетчупом, потом добавлял салатный лист или тонкие ломтики огурцов, разрезанных не поперек колечками, а вдоль, длинными лентами, и половинку, тоже вдоль поделенной, котлеты.

— И сытно, и вкусно! — поднимал он кверху указательный палец. Таким вот основательным бутербродом заедал Николай Иванович сладкий и крепкий душистый чай.

— А, дочь! Совсем забыл, тебе еще с вечера письмо. — Он вполоборота повернулся к ней, но глаз от газеты так и не оторвал. — Ты знаешь, оно почему-то без штемпеля… — Отец на минутку умолк, и Алинка в нетерпении стала его тормошить. — Странно, надо же! — отреагировал он на какую-то статью в газете и спохватился: — Ах да, на трюмо.

— Где? — уже из прихожей донесся голос дочери.

— Под журналом посмотри.

Но Алинка уже отыскала письмо и судорожно, волнуясь и вибрируя всем телом, стала вскрывать его. Она ожидала, что, возможно… Ах, нет, — разочарованно вздохнула она, прочитав в первую очередь подпись: «ЮЮ. Я.»

Письмо было написано неровными буквами разной величины и наклона. Казалось, что его пишет едва научившийся держать авторучку первоклашка. Алинка улыбнулась. Разочарование покинуло ее. Все-таки действительно хороший он мальчик, от его присутствия, пусть чисто символического, в виде всего лишь листка бумаги, становится как-то спокойно и уверенно. Алинка, запрокинув лицо кверху, прикрыла глаза. Ей так хотелось увидеть лицо Антона, но вместо Антошкиного перед ней возникло улыбчивое и одновременно отстраненное и чужое лицо Виктора. Тьфу ты, наваждение какое-то! Алина встряхнула головой и стала читать:

«Господи, хорошая моя, сладкая! Наверное, я сошел с ума». — «Это мне?» — засомневалась Алинка и еще раз прикрыла веки. «Как же? Я ведь не люблю его», — ей стало отчего-то неловко, но все равно хорошо и приятно.