Побеждаю и сдаюсь - Анастасия Разумовская

Новая ставка

Джайри проплакала всю ночь, затем поспала пару часов и снова проплакала день. Никто её не беспокоил, кроме притихшей Шэйлы. Девушка кралась по комнате как тень, приносила еду, вино и воду, но Джайри пила только воду. Она даже то вино, что доставили в страшную ночь по приказу Тивадара, едва пригубила.

Герцогиня не знала, по кому плачет больше: по Натфари или по себе.

«Уль меня продал, — думала она. — Ему выгоден союз с Тинатином. И Уль отдал меня драконам. Он меня не спасёт. Единственный, кто мог бы спасти, погиб. Один только Натфари был мне верен…».

Под вечер девушка совсем обессилила от слёз. Кто-то входил в её комнату и выходил, но Джайри не двигалась и даже не открыла глаз, чтобы посмотреть кто. Её лба коснулась чья-то рука. Мужская рука. «Менее широкая, чем лапа Тивадара, — подсказал разум, остававшийся трезвым. — Значит, Шэн».

— Уйди, — прошептала Джайри, с трудом двигая пересохшими, потрескавшимися губами.

И тот ушёл.

А Джайри снова оказалась в каменном лабиринте. Сил куда-то бежать не было. Девушка сползла по стене на камни и уставилась в небо. За каменной стеной гудело пламя, и Джайри понимала, что лабиринт горит и надо бежать, но ей было безразлично, и она просто сидела и смотрела в бесцветное небо.

Горло что-то обожгло. Девушка закашлялась. Услышала над собой голос старухи, бубнившей что-то. Знахарка. Джайри покорно выпила то, что ей давали.

— Тивадар уехал… несколько дней, — донеслось до безучастной девушки, и мозг зачем-то зафиксировал эти слова Шэна. Видимо, он отвечал кому-то, Шэйле или знахарке… Не всё ли равно?

Джайри отвернулась от людей и уткнулась в подушку.

Рассвет застал её в том же положении. Вошла Шэйла и стала о чём-то говорить. Она зудела и зудела, и Джайри пришлось поднять голову и посмотреть на неё. Княгиня не сразу поняла, что служанка упрашивает её поесть.

— Не хочу, — ответила будто через какую-то пелену. Голова тяжело упала обратно, глаза закрылись. — Воды принеси…

Мир накрылся ватным одеялом.

«Почему я ещё не умерла?» — мелькнула слабая мысль, когда кровавые отблески заката проскользнули по комнате. Мелькнула и погасла. Джайри не хотела умирать. И жить тоже не хотела. Она вообще не хотела ничего. Даже хотеть.

Разбудил её Шэн. Он явился утром, повернул её лицом к себе и что-то сказал, но глаза Джайри закрывались, и смысл слов повис где-то в воздухе, не проникая в сознание. Тогда Белый дракон внезапно сгрёб девушку вместе с одеялом и поднял на руки.

— Отпусти, — слабо отозвалась Джайри.

Она не хотела его видеть, не хотела, чтобы тот её касался.

Он убил Натфари…

Шэн, как всегда, не послушался. Закинул её на плечо и вышел. Шэйла робко протестовала. Кажется, напоминала, что Джайри — жена князя. Мужчина с ношей на плече пересёк коридор, спустился по лестнице и вышел к конюшням. Джайри заморгала от солнечного света и поневоле уткнулась в его плечо, чтобы ничего не видеть.

Забросив девушку в седло, Шэн вскочил позади. Притянул её к себе, и Джайри снова поразилась, насколько железными могут быть его руки. Он засвистел, и лошадь помчала из конюшни.

— Отпусти, — повторила Джайри. — Я не хочу тебя видеть. Ты убил Натфари.

— Я много кого убил, — ответил Шэн. — Я — убийца, Джайри. Когда князю нужна чья-то жизнь, он посылает меня. Я прихожу и забираю её.

Девушка застонала и попробовала отодвинуться, но мужчина не дал.

— Мне всё равно, — ответила она. — Но это был мой Натфари…

— Он мёртв, — возразил Шэн. — А ты — жива.

Они выехали из замка и помчались в лес, и Джайри глубоко вдохнула свежий воздух. Деревья только начинали расцветать. Пахло солнцем и травой. От слабости девушка была не в силах удержать голову и положила её на плечо убийце. Странно, но от скачки — они мчались галопом — становилось легче. Голова словно прочищалась от сонной вялой одури. Снова волной поднималась боль утраты, но откуда-то в душе возникала и злоба.

— Я тебя ненавижу, — уточнила Джайри.

— Почему ты думаешь, что это мне не безразлично?

А действительно, почему?

— А тебе безразлично?

Джайри обернулась и заглянула в его лисьи глаза. Шэн слегка усмехнулся.

— Не безразлично, — признался шёпотом. — Немного. Знаешь, почему дракон белый?

Ей было всё равно, но Джайри послушно спросила:

— Почему?

— Белый — цвет смерти. Белый дракон — мёртвый дракон.

И девушке вдруг стало жутко, как будто она ехала в объятьях самого бога Смерти. Шэн повернул коня, и тот сошёл с тропинки и помчал по буеракам, не разбирая дорог. Они перемахивали через поваленные деревья, через гладкие и замшелые камни, огромные, словно куски скал, через ямы и ручейки, и Шэн лишь свистел, ускоряя бег коня. А потом внезапно подхватил девушку за колени, приподнял её ноги, прижав к её животу, развёл по бокам коня и пересадил жену брата в седло, уступая своё место.

И отпустил повод.

Джайри, ощутив отсутствие его рук и поддержки оглянулась. Шэн лежал на крупе коня, раскинув руки и запрокинув голову. Ей ничего не оставалось делать, как взять управление бешенной скачкой на себя. Она не стала замедлять скакуна, наоборот, ударила пятками в бока и прижалась к шее.

— Жить-жить-жить! — звенело вокруг: на ветвях, в траве, в кустах, в небе.

И волны ярости и жажды жизни толчками поднимались от сердца.

Джайри нарочно бросала коня в самые сложные прыжки, рассчитывая, что Шэн свалится, но… Видимо, для кочевника упасть с коня было невозможно. И, наконец, тяжело дыша, девушка натянула повод, замедляя бег.

— Поехали обратно, — устало предложила она. — Мне нужно принять ванну и поесть. Ты, как всегда, добился своей цели. Я продолжу жить.

В голосе её прозвучала горечь.

Шэн поднялся, забрал у неё повод, однако не стал прижимать девушку к себе. Да это и не было нужно — Джайри прекрасно держалась в седле.

— Твоя мать — всадница, — заметил он. — И в тебе дышит Великая степь. Ты знаешь, что западные и восточные всадники когда-то были одним народом? Однажды часть всадников пересекла те земли, которые вы называете Элэйсдэйром, Медвежьи горы и откочевала в западные степи. А остальные остались в Великой степи.

Джайри кивнула. Она не знала, но ей было не интересно. Ей хотелось быстрее вернуться обратно и освободиться от присутствия этого человека. И придумать новый план побега. А ещё, желательно, мести…

— Мы — живучие, — сказал Шэн. — Нас ничто не может убить, пока мы живы.

— Это говорит мне мёртвый дракон? — насмешливо уточнила Джайри.

— Это говорит тебе мёртвый дракон, — серьёзно подтвердил он. — Льды покроют Северное царство. Элэйсдэйр вымрет от болезней. Султанат превратится в пустыню. Но Великая степь всегда будет жива. И всегда будем жить мы. И наши кони.

Он снова засвистел, и уставшая лошадка побежала рысью.

Джайри задумалась. Через некоторое время она вновь обернулась к нему и хмуро спросила:

— Куда мы едем? Не говори только, что это иная дорога в Золотое гнездо.

— Ты действительно хотела смерти?

— Невежливо отвечать вопросом на вопрос.

— Смерть не бывает вежлива.

Джайри глубоко вдохнула, сдерживая раздражение.

— Да. Хотела. Но смерть, видимо, меня не хотела.

Девушка вложила максимум едкой иронии в ответ, но Лис, конечно, отреагировал… никак.

Они скакали под раскидистыми кронами деревьев, и солнечный свет, прорываясь через сплетение ветвей, расцвечивал всё вокруг яркими полосами. Это был покатый горный склон, но лошадь, видимо, привыкла скакать по неровной поверхности. Она уверенно ставила копыта и не спотыкалась.

Джайри услышала шум горного ручья, и через непродолжительное время они выехали на берег каменистой речушки с отвесными берегами. «Почему мы не возвращаемся домой? — недоумевала девушка, чувствуя смутное беспокойство. — Он хотел привести меня в себя и вырвать из чёрной печали. Он это сделал. Что ему нужно ещё?».

Шэн направил лошадь вниз по едва видному уступу, и Джайри испугалась: если копыто коня соскользнёт… Вниз посыпался глинистый песок и зашуршали мелкие камушки. Однако всадники благополучно спустились и шагом поехали вдоль русла реки.

— Куда ты меня везёшь? — снова спросила она и снова не получила ответа.

Шум нарастал, стал похожим на рёв водопада. Он заглушал окружающие звуки. Джайри попробовала выскользнуть, но Шэн властно её удержал. Девушка внезапно осознала, что сейчас она в одной лишь льняной тунике, в которой спала. Это, конечно, была не совсем тонкая сорочка, как дома, но… Богиня! Да ведь она же практически голая