Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Приятное отвлечение.

Он протягивает руку, чтобы аккуратно подоткнуть ткань вокруг моих бедер, чтобы она не касалась моей израненной плоти.

― Ты ведь знаешь, что это бессмысленно?

― Не для меня, ― выдавливает он и берет мои руки в свои большие, крепкие ладони ― его загорелые, как каменные стены, мои ― цвета снега.

Он ведет меня к креслу, поддерживая, чтобы я могла поднять на него ногу и устроиться спиной вперед, а сам обходит его, не пялясь на раны и позволяя сохранить мое достоинство. Милосердие, которое я способна оценить во время нашего короткого перемирия.

Я прижимаюсь грудью к мягкой спинке кресла, руки лежат на коленях, пока он опускается на пол.

Раздается тихий стук в дверь.

― Входи, ― бормочет он, пока я выдерживаю его суровый взгляд, словно смотрю на тлеющие угли костра, в котором погасло пламя.

Дверь распахивается. Закрывается. Я слышу мягкие шаги Беи, затем звуки ее подготовки к процедуре.

Король едва заметно прищуривается, когда она движениями влажной тряпки убирает кровь с моей спины и выжимает ее в стоящее на земле ведро. И еще раз, когда она наносит на мою спину липкую субстанцию ― знакомое жжение проникает сквозь слои разорванной плоти, прежде чем она распределяет ее точными движениями косточки.

― Я все еще намерена убить тебя, если представится такая возможность, ― предупреждаю я сквозь стиснутые зубы.

― Не забудь отрубить мне голову, ― бормочет он. ― Иначе я буду преследовать тебя вечно.

― Я в это не верю.

Ни капельки. Я отрубила очень мало голов по сравнению с довольно большим количеством совершенных убийств, и я еще не видела ни одного духа, который бы набросился на меня из тени.

Он выгибает бровь.

― Тогда во что ты веришь? ― спрашивает он хрипло.

― В месть.

Вся теплота покидает его глаза, словно часть его самого только что исчезла.

― Месть ― самое одинокое божество из всех, Лунный свет. Поверь тому, кто знает.

Я открываю рот, чтобы снова заговорить, но Бея перебивает меня.

― Чтобы сделать все как следует, потребуется много времени. И будет больно. Раны глубокие. Ей придется терпеть боль, пока я буду восстанавливать повреждения.

Я понимаю, что она предупреждает не меня, ее глаза способны видеть то, что не видят другие.

Она предупреждает его.

― Она справится, ― хмыкает он, взглядом бросая мне вызов.

Я киваю, и Бея начинает вычерчивать свои руны, обращая вспять время жизни моих ран ― по одному нанесенному удару за раз. Король не отрывает своего взгляда, пока на меня накладывают более сотни рун, и ощущения нельзя назвать приятными. Кажется, что меня разрывают еще шире ― обнажают внутренности.

Изучают.

Возможно, потому, что я привыкла делать это без зрителей, кроме руни, которая занимается лечением. Без того, чтобы кто-то дышал одновременно со мной, словно напоминая мне о необходимости делать это.

Без того, чтобы кто-то еще крепче сжимал мои руки каждый раз, когда я вздрагиваю, вытирал пот со лба, проводил пальцами по побелевшим костяшкам, словно успокаивая бунтующее сердце.

Это момент смирения и покоя, несмотря на боль, пронизывающую меня. Тихий момент, предназначенный для крика.

Неважно, насколько гладкая теперь у меня кожа или насколько глубоко он преклоняет колени у моих ног. Я все еще убийца, приговоренная к казни на восходе Авроры, а он все еще король-тиран.

ГЛАВА 26

В этот дей я занималась растяжкой крыльев Аллюм, напевая ей тихую, успокаивающую песню и вытягивая тонкие косточки настолько, насколько возможно, ― они выпрямились уже почти полностью. Она вела себя беспокойно, вертела головой и толкала меня в бок, глядя своими огромными блестящими глазами. Как будто она пыталась что-то сказать. Она даже выпустила немного пламени в сторону входа, что было на нее совсем не похоже.

Теперь я понимаю, что она бросала вызов.

Внезапно она начала так быстро махать крыльями, что одно из них, поврежденное, ударило меня по голове и отбросило назад, к креслу Хейдена. Я прокатилась по земле и остановилась среди груды ледяных глыб, которые недавно принесла мунплюм моей махи Натэй, потому что, как мы думаем, у нее может быть приплод.

Я ударилась головой. Сильно.

Когда я снова открыла глаза, Аллюм уже не было, но я увидела ее через вход ― она кружилась в небе, свет отражался от ее блестящей серебристой шкуры. Я видела, как ее длинный шелковистый хвост рассеивает полумрак при каждом неуверенном взмахе крыльев. Видела, как она выбрасывает в небо шлейфы голубого пламени, сопровождаемые пронзительными криками. Это был победный клич, обращенный к лунам.

К своим предкам.

Я приподнялась, чтобы посмотреть на Хейдена…

Он улыбался.

Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал «спасибо» таким хриплым голосом, что я подумала ему, наверное, было больно его произнести, но я никогда не испытывала такого острого счастья.

Впервые с тех пор, как я забралась в сани Хейдена много лет назад, я почувствовала себя замечательно.

ГЛАВА 27

― Хорошо, на этом все, ― говорит Бея, нанося масло на мою спину. Ее руки, мягкие и нежные, стирают все напряжение с моей теперь уже зажившей кожи.

Борясь с желанием застонать от облегчения, я открываю глаза, встречая напряженный взгляд пары черных глаз, между густыми бровями короля залегла морщинка.

― Ты в порядке? ― спрашивает он, крепче сжимая мои липкие руки.

― Я в порядке, ― невнятно произношу я, вырываясь из его хватки.

Лучше не бывает. Я так рада, что последние минуты своей жизни посвятила пыткам. Какой способ уйти. Подходящий, но немного дерьмовый.

Я откидываюсь назад, чтобы поднять руки над спинкой кресла не зацепившись цепью, и беру полотенце, перекинутое через его плечо. То самое, которым он протирал мой лоб, когда пот стекал каплями по ресницам.

― Я принесу свои тонкие зубцы для гвоздя, ― говорит Бея, пока я, уткнувшись лицом в полотенце, стираю напряжение с кожи вокруг глаз, после чего слышу звук ее удаляющихся шагов, прежде чем она начинает копаться в чем-то.

Ее слова, наконец, рассеивают туман, окутавший мои мысли.

Зубцы?

Для чего им нужны тонкие зубцы…

О.

Я убираю полотенце от лица и снова ловлю на себе пристальный взгляд короля.

― Вы собираетесь достать гвоздь?

В этом есть смысл. Не хотелось бы, чтобы какие-нибудь птенцы подавились им насмерть, если завтра